Изделие: странная яйцевидная шкатулка или шар с роскошной гравировкой, притом ручной. Узор спиральный, в виде галактики или раковины морского моллюска. Золотое сечение, да, только не надо верить во всю галиматью, которую о нем пишут. Шар для своих размеров очень тяжелый. Если он не из чистого золота, внутри должна быть гирька или маховик. Неясно, как он открывается, хотя шов есть. Джо вертит его в руке и слышит, как внутри что-то тихонько дзынь-блямцает. Наметанное ухо сразу различает неладное в этом звуке – еще не катастрофу, но уже неисправность.
Он кладет шар в специальное углубление на верстаке. В мире огромное количество вещей околосферической формы, и многим из них категорически запрещено свободно перемещаться по рабочей поверхности. Было время, когда компания, поставлявшая ему особо лютую кислоту для чистки и гравирования, разливала ее по специальным контейнерам с круглым дном, чтобы для работы с этой кислотой вы приобретали у них специальные (весьма недешевые) зажимы и колбы. Яд за грош, противоядие – гинея. Короче говоря, шар уютно устраивается в выемке. Джо потягивается, слыша хруст в руках и шее, затем вновь сгибается над верстаком. Надо купить нормальный стул. Да, и еще с десяток вещей, которые я не могу себе позволить.
Изделие: приблуда неясного пока предназначения. Инструмент для выкручивания волшебных болтов и вскрытия замков, природу которых мы не в состоянии постичь. Вещица, служащая определенной, одной-единственной цели. Штуковина причудливого вида с рукояткой на одном конце и странной витой решеткой, напоминающей корзинчатую гарду старинной рапиры, на другом. Джо театрально взмахивает приблудой и тут же замирает. Как и шар, она на удивление увесистая.
Наконец, квадратная белая карточка с надписью фломастером: напоминание от Билли, что обращаться с изделием следует почтительно, а распутного егеря нужно починить побыстрее, поскольку клиентка уже теряет терпение.
Что ж, вперед – в Бэт-пещеру! Или, по крайней мере, за работу. Джо запирает дверь и вешает табличку: «Пожалуйста, звоните».
Эротоматон (он виновато косится на него, как на овощи с фруктами, которым предпочел кусочек торта) починить будет нетрудно. И, скорее всего, дело это куда менее интересное. Подождет до завтра. Глядя на фигурки, замершие в первых позициях – самый упорядоченный ménage à trios [5] на памяти Джо, – он вспоминает известных ему экспериментаторов в области полиамории – многолюбия, – а также знакомых, что состояли в половой связи со всеми соседями в снимаемой квартире, или были втянуты в любовный треугольник; и приходит к выводу, что в таких отношениях, кто бы что ни говорил, все же больше поли, чем амора. Конечно, любовь там тоже имеет место, но шансы встретить даже одного спутника жизни и так невелики, а уж вероятность повстречать сразу двоих и вынести с ними все потрясения, возникающие на непростом жизненном пути, исчезающе мала.
Да, найти родственную душу непросто. Сегодня большой склад особенно пуст, а плеск Темзы за окнами особенно горестен. Джо заваривает чай, временно подложив под чайник вместо отвалившейся и бесследно сгинувшей ножки сложенный втрое розовый счет от газовой компании. Он почти уверен, что все оплатил. В любом случае, это тоже подождет до завтра.
Вернувшись за верстак с чашкой в руке (именно так следует подходить к трудной задаче, запасясь непоколебимым терпением, дабы в спешке не допустить роковой ошибки в самом начале пути), он окидывает взглядом разложенные перед ним детали. Что ж, начнем с простого: все сфотографировать и занести в журнал. Легкотня, в наш-то цифровой век! Джошуа Джозеф не испытывает ненависти к современным технологиям – он лишь не доверяет гладким, лишенным текстуры и души поверхностям, и легкости, с какой человек обучается выполнять задачи самым удобным для машин образом. А главное, его смущает простота копирования. Редкая вещь превращается в заурядную. Навык – в фишку. Цель важнее средства. На смену детищам души приходят системные продукты.
А вот вещи совсем иного рода: верстак и инструменты, которые Дэниел Спорк разработал и изготовил для себя сам. Столешница гладкая; она не покрыта лаком, а отполирована временем и слегка продавлена слева, в том месте, куда старик упирался локтем. Справа закреплены тиски и лежит новенький резиновый шланг, по которому газ поступает в древнюю горелку Бунзена. Темно-серые подпалины, светлые царапины от инструментов. Древесные волокна серебрятся на свету, их узор в буквальном смысле впитал ДНК Спорков, Дэниелову и его собственную: кровь, пущенную в результате секундной неосторожности, слезы, пролитые в минуты горя, и в каждой капле – прообраз человека, деда и внука. Хотя здесь наверняка представлен и Мэтью. Папаша Спорк тоже, бывало, посиживал за этим верстаком, хотя под его руками он превращался в оружейную кузницу, логово алхимика, где лился свинец и шипели едкие порошки.