— Тогда нужно подходить с другого конца, — Йоста кивнул на фото на стене. — Надо надавить на парней. Они знают больше, чем рассказали тогда.
Хедстрём подошел к снимкам.
— Думаю, ты прав. Я видел: ты считаешь, что надо начать с Леона Кройца. Почему бы нам не съездить к нему прямо сейчас?
— К сожалению, я не знаю, где он. Мобильный у него отключен. В отеле сказали, что они с женой выписались. Наверное, въезжают в новый дом. Может, подождем до завтрашнего утра — дадим им время обустроиться?
— О’кей. Тогда давай попробуем поговорить с Себастианом Монссоном или с Йозефом Мейером. Они же живут здесь.
— Хорошо. Я только соберу бумаги.
— И не забудь проверить «Й».
— «Й»?
— Да, человека, который посылает Эббе открытки на день рождения.
— Думаешь, это важно? — Флюгаре зашелестел бумагами.
— Никогда не знаешь, что важно, а что нет. Как ты уже сказал, нам нужно выйти на верный след.
— Но если тянуть сразу за все нити, можно запутаться, — пробормотал старый полицейский. — Много лишней работы.
— Вовсе нет, — похлопал его по плечу Патрик и хотел было сказать что-то еще, но ему помешал звонок телефона. — Я только отвечу на звонок, — бросил он Йосте и вышел.
Через пару минут Хедстрём вернулся с выражением триумфа на лице.
— Кажется, мы нашли то, что нужно, — сообщил он. — Звонил Турбьёрн. Тел они под полом не обнаружили, зато нашли кое-что другое…
— Что же?
— Они нашли там пулю! Это значит, что в столовой был сделан выстрел.
Патрик с Йостой переглянулись. К ним сразу вернулся энтузиазм.
Она думала сразу вернуться домой, чтобы сменить Анну, но любопытство пересилило, и Эрика двинулась дальше по направлению к Мёрхульту. На повороте она остановилась, не зная, ехать ей к рыбацким сараям или к жилому зданию, но решила, что вечером больше шансов застать человека дома.
Дверь была приоткрыта. Эрика сунула голову в проем и крикнула:
— Есть кто-нибудь?
Из глубины дома донеслись звуки и показался Йон Хольм с полотенцем в руках.
— Простите, я помешала вам ужинать? — испугалась женщина.
— Нет, вовсе нет. Я только мыл руки, — ответил хозяин. — Чем могу помочь?
— Меня зовут Эрика Фальк. Я сейчас работаю над книгой…
— А, знаменитая местная писательница… Входите, я угощу вас кофе, — сказал Йон с улыбкой. — Что вас к нам привело?
— Я планирую написать книгу о Валё, — ответила она, заметив, как в его голубых глазах промелькнула и тут же исчезла тревога.
— С чего это все вдруг заинтересовались Валё? Если я правильно понимаю, это с вашим мужем я сегодня разговаривал?
— Да, мой муж полицейский. Патрик Хедстрём…
— С ним был другой человек… весьма любопытный…
Не нужно было долго думать, чтобы понять, о ком речь.
— Так вам повезло встретить человека-легенду Бертиля Мелльберга? — улыбнулась писательница.
Хольм рассмеялся, и Эрика тут же подпала под его обаяние. Это ее напугало. Она ненавидела взгляды его партии, но сам лидер оказался приятным и харизматичным.
— Я встречал таких, как он, и раньше. А ваш муж знает свое дело.
— Ну, это же мой муж. Я считаю его хорошим полицейским. Он будет копать, пока не узнает правду. Как и я.
— Опасная парочка, — улыбнулся политик, демонстрируя ямочки на щеках.
— Да, но не всегда это помогает. Я несколько лет потратила на изучение событий на Валё, однако безрезультатно.
— Так это будет книга? — с тревогой в голосе спросил Йон.
— Да. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов? — Эрика достала ручку и блокнот.
Ее собеседник заколебался:
— О’кей. Но я уже сказал вашему мужу, что знаю немного.
— Как я поняла, в семье Эльвандер были конфликты? — начала писательница.
— Конфликты?
— Да, дети Руне недолюбливали мачеху.
— Ученики не были вовлечены в их семейные дела.
— Но интернат такой маленький. Вы не могли этого не заметить.
— Нас это не интересовало. Мы вообще не хотели иметь с ними ничего общего. С нас хватало и Руне.
Видно было, что Хольм уже раскаивается в том, что согласился ответить на вопросы неожиданной гостьи. Он ерзал на стуле, и это только убеждало Эрику продолжать. Видимо, вся эта история Йона порядком раздражает.
— А Аннели? Шестнадцатилетняя девочка — одна среди подростков…
Политик хмыкнул:
— Аннели с ума сходила по парням. Но от некоторых девушек стоит держаться подальше. Она была как раз из таких. К тому же Руне убил бы любого, кто притронулся бы к его дочери.
— Что вы имеете в виду под «такой девушкой»?
— Она постоянно клеилась к парням. Мне кажется, ей хотелось втянуть нас в неприятности. Однажды она загорала топлес прямо под нашими окнами. Но единственным, кто осмелился на нее посмотреть, был Леон. Он уже тогда ничего не боялся.
— И что произошло? Отец ее видел?
Эрика чувствовала, что перед ней словно открываются двери в другой мир.
— Ее увидел Клаэс, брат. Он ее обычно защищал. А в тот день в такой ярости потащил ее прочь, что я думал — он ей руку сломает.
— Кто из вас ей нравился больше всего?
— А вы как думаете? — спросил Йон, но, видя, что собеседница не понимает, пояснил: — Леон, разумеется. Он был идеален. Из богатой семьи, с эффектной внешностью, уверенный в себе… Мы могли только мечтать о том, чтобы приблизиться к нему.
— Но она его не интересовала?
— Как я уже сказал, связаться с ней означало поиметь проблемы. Леон был для этого слишком умен.
В комнате зазвонил мобильный телефон, и политик встал.
— Простите, мне нужно ответить.
Не оглядываясь на гостью, Йон вышел, и вскоре Эрика услышала, как он тихо говорит по телефону. Кроме них, никого дома не было, и она воспользовалась этим, чтобы осмотреться. Ее взгляд упал на стопку бумаг на кухонном стуле. Бросив взгляд через плечо, женщина начала украдкой перебирать их. В основном это были протоколы заседаний парламента и переговоров, но тут ее внимание привлекла записка с неразборчивыми каракулями. Из соседней комнаты донеслось «пока», и Эрика быстро положила записку в сумку, а когда хозяин вернулся, она с самым невинным видом улыбнулась:
— Все в порядке?
Он кивнул.
— Издержки работы. Тебя никогда не оставляют в покое. Даже в отпуске.
Эрика хмыкнула в ответ, не желая пускаться в дискуссию по поводу его работы. Она боялась, что не сможет сдержаться и не высказать свое мнение по поводу идей его партии. А тогда он точно больше ничего ей не расскажет.
Она снова взялась за ручку.
— Скажите, а Инес? Как она вела себя с учениками?
— Инес? — Йон отвел взгляд. — Мы мало с ней общались. Она была занята домашними делами и дочерью.
— Но какие-то отношения у вас должны были быть? Дом не такой уж большой. Вы должны были сталкиваться довольно часто.
— Конечно, мы часто видели Инес. Но она была молчаливой и сдержанной. Ей не было дела до нас, а нам — до нее.
— Ее мужу тоже не было до нее дела?
— Для нас вообще было загадкой, как такой человек, как он, умудрился завести четверых детей. Мы шутили о непорочном зачатии, — криво улыбнулся Хольм.
— А что вы думали об учителях?
— Это были те еще оригиналы. Хорошие преподаватели, но Пер-Арне, бывший военный, был еще суровее Руне.
— А второй?
— Уве… он был какой-то странный. Наверное, гей. Интересно, что с ним потом стало.
Эрика расхохоталась, вспомнив Лайзу с накладными ресницами в шелковом халате.
— Да, любопытно…
Йон недоуменно взглянул на гостью, но она не стала ничего объяснять. Не ее дело рассказывать ему о Лайзе, а потом, ей прекрасно известны взгляды «Друзей Швеции» на гомосексуализм.
— А что-нибудь еще странное в них было?
— Нет, ничего. Между учениками, учителями и семьей директора существовали четкие границы. Мы ни с кем не перемешивались.
«Как и в политике», — подумала Эрика и прикусила язык, чтобы не пошутить. Чувствуя нетерпение собеседника, она задала последний вопрос: