— Привет, милый! — обрадовалась ему Карина. — Садись. Еда почти готова. Я пожарила оладьи.
Она поставила перед ним тарелку, и Рингхольм с наслаждением вдохнул идущий от нее аромат. Он просто обожал оладьи.
— Как дела на работе? — спросила его подруга, присев напротив.
Журналист посмотрел на нее с нежностью. Даже старела она красиво. Морщинки от смеха вокруг глаз ей очень шли. А ее любимое хобби — садоводство — обеспечило Карине эффектный загар.
— Не очень, — вздохнул Шель. — Я пытаюсь узнать побольше о Йоне Хольме, но это не так легко.
Он откусил кусочек. Божественно…
— Может, обратиться к кому-нибудь за помощью? — предложила Карина.
Корреспондент хотел было отмахнуться, но понял, что в ее словах есть смысл. В этом деле можно забыть о гордости. Все, что он собрал на Йона Хольма, говорило обо одном: есть еще что-то, что обязательно нужно вытащить на свет из тени, и он должен сделать это любой ценой. И неважно, кто получит славу. Впервые за свою карьеру журналиста Шель оказался в ситуации, о которой раньше только слышал. Он нашел историю, которая была важнее, чем он сам.
Журналист резко вскочил.
— Прости, мне нужно кое-что сделать!
— Сейчас? — удивилась Карина.
— Прости. Знаю, что ты приготовила еду, и я тоже предвкушал обед, но я…
Увидев обиду в ее глазах, Шель чуть не присел обратно. Он разочаровывал ее уже столько раз, и меньше всего на свете хотел, чтобы это повторилось… Но тут лицо женщины просветлело.
— Иди, — сказала она. — Делай, что нужно. Я знаю, что ты не бросил бы оладьи, если бы речь не шла о безопасности государства.
Шель рассмеялся:
— Да, что-то в этом роде.
Нагнувшись, он поцеловал Карину в губы.
Вернувшись в редакцию, журналист с минуту думал, что скажет. Одной интуиции и каракулей на бумажке маловато, чтобы привлечь внимание одного из ведущих политических обозревателей в Швеции. Он почесал бороду, и внезапно его осенило. Кровь, о которой говорила Эрика. Ни одна из газет еще не напечатала о сенсационной находке на Валё. Рингхольм практически закончил статью и рассчитывал, что «Богуслэнинген» будет первой, но ведь местные жители все равно уже все знают: слухи у них быстро распространяются. Это только вопрос времени, когда другие газеты пронюхают, а значит, ничего страшного не произойдет, если он поделится новостью, убеждал себя корреспондент. К тому же «Богуслэнинген» сможет потом сделать ряд подробных репортажей, опираясь на местный материал — ей не нужно гнаться за национальными газетами, которым нужны только кричащие заголовки. Собравшись с мыслями, Шель набросал несколько фраз в блокноте. Нужно было подготовиться к разговору со Свеном Никлассоном, политическим обозревателем из «Экспрессен», чтобы он захотел сотрудничать и тем более помогать простому журналисту с информацией о Йоне Хольме и «Гимле».
Паула осторожно выбралась из лодки. Мелльберг ругался с ней всю дорогу — сначала в машине, а потом в лодке «Мин Луис», которую им дали спасатели. Но его слова не оказали на нее никакого воздействия. Бертиль хорошо знал дочь Риты и понимал, что если она что-то решила, то никогда не передумает.
— Осторожно! Твоя мама убьет меня, если с тобой что-то случится! — крикнул он, хватая ее за руку. Его помощник Виктор в этот момент держал Паулу за другую руку.
— Позвоните, когда вас надо будет доставить обратно, — сказал он своему шефу.
Мелльберг кивнул и продолжил укорять падчерицу:
— Не понимаю, с чего тебе взбрело в голову ехать со мной. Что, если стрелявший до сих пор там? Это может быть опасно. И ты рискуешь не только собой.
— Анника звонила почти час назад. И, как я полагаю, Патрик с Йостой тоже скоро появятся. Наверняка она им тоже позвонила, — возразила Паула.
— Но… — начал было Бертиль, но замолчал, так как они уже подошли к двери дома. — Эй! — крикнул он. — Мы из полиции!
Из дверей показался светловолосый мужчина. Паула решила, что это, должно быть, Мортен Старк. В лодке она вытянула из отчима подробности дела.
— Мы были в спальне. Решили, что там безопаснее всего… — объяснил хозяин дома.
Он повернулся к лестнице, где стояли две женщины. При виде одной из них Паула удивилась:
— Анна? Что ты тут делаешь?
— Я делала замеры для интерьера, — ответила бледная, но сосредоточенная сестра Эрики.
— Никто не ранен? — строго спросил Мелльберг.
— Слава богу, нет, — ответила Анна. Остальные кивнули.
— После того как вы позвонили в полицию, больше ничего не произошло, — уточнила Паула, оглядываясь по сторонам. Даже если стрелявший и сбежал, расслабляться не стоило. Надо было следить за малейшим шумом.
— Мы ничего не слышали. Хотите посмотреть, куда попали пули? — спросила Анна, явно взявшая на себя командование.
Мортен с Эббой молчали. Муж обнимал жену, а она стояла, скрестив руки на груди. Взгляд у нее был отсутствующий.
— Конечно, — сказал Бертиль.
— Это в кухне, — Анна остановилась на пороге и показала. — Стреляли вон через то окно.
Паула оглядела комнату. Весь пол был усыпан осколками от разбитого стекла.
— Кто-то был внутри, когда раздались выстрелы? И вы уверены, что их было много? — засыпала ее вопросами полицейская.
— Эбба была в кухне, — сказала Анна, легонько толкая фру Старк в бок. Та медленно подняла голову и оглядела кухню так, словно видела ее впервые.
— Я слышала только хлопок, — произнесла она. — Очень громкий. Я не поняла, что это. А потом еще один хлопок.
— Два выстрела, — констатировал Мелльберг, входя внутрь.
Паула пожалела, что с ними нет Патрика. Он бы помешал начальнику портить улики.
— Ничего страшного, — догадался Бертиль о ее мыслях. — Я был на стольких местах преступления, сколько тебе не удастся посетить за всю твою карьеру, и прекрасно знаю, что можно, а что нельзя.
Под его ступней треснул осколок стекла. Паула сделала глубокий вдох.
— Я считаю, что мы должны подождать Турбьёрна с криминалистами, нельзя ничего тут трогать, — заявила она.
Но Мелльберг проигнорировал ее слова. Он подошел прямо к задней стене кухни, куда попали пули.
— А вот и отверстия. У вас есть пластиковые пакеты?
— В третьем ящике сверху, — отозвалась Эбба.
Полицейский выдвинул ящик и достал пару пакетов. Надев резиновые перчатки, висевшие на кране, он вернулся к стене.
— Посмотрим. Она засела неглубоко, так что достать будет легко. Облегчим работу Турбьёрну… — сказал он, выковыривая из стены обе пули.
— Но надо сделать фотографии… — возразила Паула.
Мелльберг сделал вид, что не слышит. Вместо этого он с довольным видом положил пакет с нулями в карман шорт, снял перчатки и бросил их в мойку.
Нужно думать об отпечатках пальцев, — сказал он, нахмурившись, — это важное доказательство. После стольких лет в полиции это сидит у меня в подкорке.
Его падчерица так сильно закусила губу, что во рту у нее появился привкус крови. «Поторопись, Хедстрём!» — молила она про себя. Но никто не слышал ее мольбы, и шеф продолжал топтать место преступления.
Фьельбака, 1931
Затылком она ощущала их взгляды. Люди думали, что Дагмар ничего не соображает, но это было не так. Им ее не одурачить, особенно Лауре. Она изображала хорошую девочку, чтобы люди ее жалели. Все в деревне восхищались тем, какая она хозяюшка, и охали, как бедняжке не повезло с матерью. Никто не знал, что на самом деле представляет собой Лаура. Но Дагмар видела ее насквозь и знала, что скрывается под этим вечно аккуратным видом. На ее дочери лежало то же проклятье, что и на ней самой. Только ее клеймо сидело глубоко под кожей, не видное чужому взгляду. И у Лауры та же несчастливая судьба, что и у ее матери, и пусть девчонка себе лишнего не воображает.