Вокруг нас был лес. Широкие деревья нависали над нами, высокие, как небоскрёбы. Золотое солнце купало древних великанов в теплом свете. Горячий сухой ветерок трепал сосновые шишки, свисавшие с лиственного полога, словно украшения. В лесу пахло землёй и животными.
— Сандри, — повторила я это слово. — Мир, в котором мы должны были встретиться после моих похорон. Ты был здесь всё это время?
— Я путешествовал по мирам в поисках тебя, но всегда возвращался сюда. На случай, если ты наконец-то найдёшь сюда дорогу, — он смотрел на меня так, словно не мог поверить, что я действительно здесь, с ним. — Идём сюда.
Мы бок о бок шли по лесу, лавируя между деревьями. Воздух был таким горячим, что мне казалось, будто я стою у огромного костра. Пот заливал моё тело задолго до того, как мы остановились.
Мы подошли к дому — или, возможно, «крепости» было бы более точным словом. Конечно, здание, очевидно, задумывалось как дом, но регулярные расширения значительно изменили его первоначальный дизайн.
Самой старой частью крепости был небольшой двухэтажный домик из бурой глины. На верхнем этаже, прямо над входной дверью, был устроен небольшой деревянный балкон. Крыша была круглой, почти закрученной, как будто её вылили на дом.
Первая пристройка была по меньшей мере вдвое больше первоначального дома. Сложенная из белого кирпича, она напоминала небольшой замок с высокой башней. Широкий коридор соединял её с левой стороной глиняного домика.
Справа от коттеджа, также присоединённая коридором, стояла вторая пристройка. Её кирпичи были чёрными, а не белыми, но в остальном она была идеальным зеркальным отражением левой части замка.
— Это ты сделал? — спросила я у Дамиэля.
— Всего два расширения.
Всего. Каждая из этих пристроек была во много раз больше первоначального коттеджа. Талант Дамиэля быть одновременно очень скромным и очень высокомерным никогда не переставал удивлять меня.
— Коттедж должен был стать нашим новым домом, — сказал он. — Я ждал тебя, искал тебя. Через некоторое время я решил, что простой коттедж недостаточно великолепен для моей принцессы. Поэтому я превратил его в замок.
Я улыбнулась. Никто ещё не строил мне замка.
— А потом ты превратил его в ещё больший замок? — поддразнила я его.
Он пожал плечами.
— Впервые в жизни я обнаружил, что у меня слишком много свободного времени, — он схватил меня за руки и повёл к входу.
Когда дверь открылась, у меня отвисла челюсть. Каждый шаг, который я делала вглубь здания, только усиливал моё удивление. Высокие стены замка, все до единой сверху донизу, были покрыты яркими картинами в натуральную величину.
Я увидела картину, на которой мы с Дамиэлем стояли на фоне ярко-красного Сиеннского моря. Наша первая совместная миссия. Мы ведь только познакомились. Дамиэль нарисован тёмными цветами, начиная от его боевой униформы из кожи и вплоть до чёрных крыльев. Вид у него был определённо устрашающий. Рядом с ним сияла я, озарённая божественным ореолом. Тогда я была новым ангелом. Праведным и наивным, храбрым и неуверенным.
— Ты всё это нарисовал? — ахнула я, и взгляд моих широко раскрытых глаз скользнул по панели с картинами.
— Каждую из них.
— Они прекрасны, — я не могла отвести от них глаз. — Но ты же не умел рисовать.
— Я научился. За последние два столетия у меня было много свободного времени, — он подошёл ко мне сзади и положил руки мне на плечи. — Я очень долго пробыл здесь один. Я знал, что без тебя я снова стану тем мужчиной, — он указал на холодную тёмную картину, изображавшую его самого.
Мы продолжали идти и подошли к следующей стене — и к следующей картине. Мы стояли перед рушащейся крепостью Дарксторма, слившись в поцелуе. Наш первый поцелуй. Бриллиантовая Слеза ярко сверкала в моей руке.
— Поэтому я окружил себя воспоминаниями о тебе, — сказал Дамиэль. — Это определяющие события, которые изменили меня.
Мы прошли мимо картины, на которой мы сражались с армией солдат Улья — Роем. Он держал в руке Сапфировую Слезу.
Потом была наша свадьба.
И наше путешествие в мир Улья. Он запечатлел момент сразу после того, как мы телепортировались туда. Я упала в воду. Дамиэль стоял на берегу, протягивая мне руку.
Я повернулась и посмотрела на него.
— Я не припоминаю, чтобы была голой в том море.
— Я позволил себе некоторые художественные вольности.
— А, так вот почему твои мускулы выглядят такими большими.
Он выпрямился во весь рост и выпятил грудь.
— Уверяю тебя, Принцесса, мои мускулы именно такие большие.
Я усмехнулась.
— Можно устроить демонстрацию.
— Ладно, я тебе верю. Не снимай рубашку, красавчик.
Он кивнул.
— Я прекрасно понимаю твоё беспокойство.
— Беспокойство?
— Если я сниму рубашку, ты можешь упасть в обморок.
— Ага, конечно, — сухо ответила я. — Поскорее приготовь кушетку для обмороков, — я сделала вид, что отчаянно обмахиваюсь рукой. — От одной мысли, что ты можешь расстаться с рубашкой, у меня закружилась голова.
— Естественно.
Я фыркнула. Этот мужчина определённо любил себя. Ну, и тот факт, что он был хорош практически во всём, к чему стремился, не делал чудес для его эго. Эти картины выглядели так, словно их написал мастер-художник, а не воин.
Я посмотрела на следующую. На картине был изображён Серебряный Берег, самое прекрасное место на Земле и моё личное святилище. Там песок сверкал, как серебряные блёстки, и был мягким, как бархат. С этим местом у меня связано много прекрасных воспоминаний, но на стене было нарисовано самое чудесное из них. Это первый раз, когда я привела туда Дамиэля, вскоре после нашей свадьбы. Первый раз, когда мы занимались любовью. В тот день мы пометили друг друга магией и стали одним целым.
На следующей картине я была изображена с Дамиэлем прямо перед его отъездом на испытания архангела. Как выдавал мой круглый живот, я была беременна Неро.
Затем была сцена архангельских испытаний. Цвета в этой пьесе были противоречивыми, контрастными. Вся картина была искажена. Весь мир балансировал на краю. Джиро лежал в центре всего этого хаоса и боли. Он был мёртв. Дамиэль стоял над неподвижным телом своего друга, теперь уже будучи архангелом. Его нимб горел ярче, чем когда-либо прежде, но душа пребывала в смятении. Он только что потерял своего лучшего друга.
Следующая картина была так же радостна, как и предыдущая печальна. Дамиэль и я стояли вместе, с новорождённым Неро на руках. Яркий свет озарял нашего сына, первенца двух ангелов. Дамиэль выглядел таким счастливым.
Затем я увидела Неро мальчиком, который тренировался вместе с нами. Повсюду летали магические заклинания. Я усмехнулась, когда узнала старую гостиную Дамиэля в Нью-Йорке — и мебель была в огне.
Последняя картина Дамиэля изображала наше сражение во дворе Замка Бури. Это был день, когда мы инсценировали свою смерть и отказались от всего, чтобы защитить Неро.
— Ты расширил дом, чтобы освободить место для всех этих прекрасных картин? — спросила я Дамиэля, отрываясь от последней картины. Было слишком больно видеть это.
— Да, я продлил его, потому что мне нужно было место для моих воспоминаний о тебе, — ответил он. — И потому, что, как я уже сказал, у меня было много свободного времени. Быть занятым, сосредоточиться на тебе — вот всё, что удерживало меня от потери рассудка. Я знал, что ты жива. Я чувствовал это по нашей кровной связи. Я чувствовал это в своей магии и в своей душе. Но я не мог найти тебя, Каденс. Я ничего не мог сделать, чтобы вернуть тебя ко мне.
Беспомощная, безнадёжная мука горела глубоко в его глазах, словно призрак из прошлого. След всех тех лет, что он провёл здесь один. Я протянула руку и сжала его ладонь.
Его лицо преобразилось. Безнадёжность сменилась решимостью.
— У меня есть кое-что для тебя.
Он подвёл меня к маленькому столику в старом коттедже, затем достал из шкафа металлическую коробку размером с толстый словарь.
— Что это такое? — спросила я у него.
— Когда я понял, что пройдёт ещё много времени, прежде чем мы снова окажемся вместе, я кое-что сделал, — он открыл коробку и откинул её стенки.