Постепенно звук смеха затих, погружая каморку в долгожданную тишину. Ди Каприо задумчиво опустил взгляд вниз и замолчал вовсе. Парень погрузился в воспоминания, о которых говорить уже не собирался.
Затянувшееся молчание напрягало Сару, но нарушить тишину она не осмеливалась. Нервно перебирая в руках шапку, брюнетка с украдкой посматривала на парня.
Русый по-прежнему отстраненно глядел в одну точку и не обращал внимания ни на завывающий ветер, ни на громко стучавшие капли дождя по железной кровле, ни на сидевшую напротив девушку. Пугающая широкая улыбка сползла с лица, в вечно задорном взгляде появились нотки злобы, а руки напряженно сжались в кулаки.
Он рассказал ей далеко не все, и Сара это прекрасно понимала. Ди Каприо приоткрыл занавес, поведал лишь некоторые издержки цирковой жизни, что уже вогнало Хармон в ступор. На деле же за кулисами осталось намного больше грязи и гнили, о которых маньяк решил не вспоминать.
Однако рассказов Лео ей хватило, чтобы понять одну простую вещь: жилось парню далеко не сладко. Детство его не было таким светлым и радужным, как некогда у брюнетки. Вся его жизнь — череда жестоких испытаний с самого рождения. Имея родителей, русый жил по детдомовским правилам. Один. Сам по себе.
Ей семь, ему девять.
Она примеряет на себя новое салатовое платье с огромным количеством розочек и бантиков. «Берем,» — безапелляционно констатирует мама, глядя на счастливо блестящие детские глаза.
«Идиот!» — орет Лайла, стоя над разбитой, почти целой бутылкой водки и отвешивая виновато опустившему взгляд сыну очередную оплеуху.
Ей десять, ему двенадцать. На часах одиннадцать вечера.
Она сидит на мягкой постели в длинной ночнушке и показывает маме театр теней при голубом свете ночника.
Он стоит в обезьяньем вольере в изодранной рубашке (обезьяны вовсе не безобидные зверушки) и вываливает из ведра очередные дурно пахнущие помои, именуемые кормом для животных.
Ей четырнадцать, ему шестнадцать. Около полуночи.
Она сидит на холодном подоконнике в темном туалете и плачет. Соседки по комнате облили ее постельное белье холодной водой, а старенький Алкатель куда-то спрятали и не собирались отдавать.
Он сидит на берегу небольшого водоёма в Висконсине и спокойно умывается. Кровь из носа хлещет рустом. Первая в его жизни попытка дать сдачи одному из материных любовников не увенчалась успехом, но ничего. Он научится. Он смотрит в спокойную гладь воды, в которой отражается полное звезд небо, и приподнимает уголки губ в легкой ухмылке.
Саре стало чертовски обидно за этого русого парня, который прямо сейчас сидел перед ней и варился в собственных воспоминаниях. Он не заслуживал такого детства, такой жизни, таких родителей. Его судьба — следствие череды обстоятельств, никак от него не зависящих.
Он не был рожден плохим.
Как и всегда, не успев хорошенько подумать и трезво оценить ситуацию, в порыве нахлестнувших эмоций девушка бросилась Ди Каприо на шею, сжимая в крепких объятиях. Она всеми силами хотела поддержать его сейчас, показать, что он не один. Парень мгновенно очнулся; он резко выпрямился и заметно напрягся, не до конца понимая, что произошло. Она мягко прижалась своей щекой к его и с искренним сожалением пролепетала прямо на ухо:
— Сколько ужасов ты перетерпел за всю жизнь.
Слишком ласково, слишком тепло, слишком непривычно. Слишком не для него. Он легко, почти невесомо коснулся рукой ее спины, растерянно хмурясь.
— Ой, да брось ты. О такой жизни можно только мечтать, — русый мысленно поставил себе два за отвратительную актерскую подачу и предательски дрогнувший под конец голос.
— Если бы в твоей жизни были люди, которые по-настоящему тебя поддерживали, — Сара продолжает, не обращая внимания на последние слова Ди Каприо, — все вышло бы иначе. Ты наверняка поступил бы в университет, нашел бы себе деву…
— Мне не нужно твое «иначе»! — он резко отталкивает брюнетку от себя и с гневом смотрит на нее. — Все, что ты считаешь нормальной жизнью, для меня смертная скука! Мне нравится моя нынешняя жизнь! Перестрелки и убийства всяко лучше твоего университета!
Девушка вскакивает вместе с ним.
— Ты не можешь так думать! Каждому нужна рука, которая не давала бы уйти на дно!
А она права, чертовски права, и он это знает. Это заставляет посильнее сжать челюсти от злобы и срочно выйти из каморки. В лицо летят мерзкие капли дождя, но Лео не обращает на это внимания. Он с демонстративной заинтересованностью смотрит на серую панораму и, судя по всему, продолжать разговор не собирается.
— Каждому нужна поддержка, каждому нужен человек, которому доверяешь, — Сара вновь стоит рядом, виновато поднимая взгляд на Ди Каприо. — нужна… — она осекается, — забота?
— Забота?! — он истерично хохочет и хищно смотрит на нее. В душе начинает клокотать гнев. — Забота… Слово-то какое противное!
Даже в полицейском участке он не сверлил ее таким полным ненависти и презрения взглядом, как сейчас. Казалось, еще секунда — и Лео сбросит ее с крыши.
— Правда или действие?! — громкий и неожиданный выкрик пугает настолько, что девушка не успевает подумать и повторяет последнее слово. — Поцелуй меня.
Снизу, несмотря на такую высоту, отчетливо слышатся звуки сирен пожарных машин. Лос-Анджелес не может прожить ни дня без происшествия. Снизу люди ходят и дышат, в то время как на крыше старого завода жизнь, кажется, резко остановилась. Тишина уже не гнетет, гнетут последние слова русого.
— Что? — голос предательски дрожит, с потрохами выдавая волнение девушки.
— Уши давно чистила? — ехидно подмечает Ди Каприо, окидывая ее непривычно холодным взглядом. Злобные чертики по-прежнему виднелись в голубых глазах. — У нас с тобой новая игра, верно? Я бедный мальчик, не знающий, что такое любовь и забота. А ты у нас, кхм, женская версия Робин Гуда. Что ж, давай, девочка, покажи мне ласку и нежность.
Она виновата. Она вскрыла вечно гноящуюся рану, заставила детально вспомнить все то, что он годами пытался забыть. Он не простит ей этого.
Она все это начала, она и закончит.
Напряжённые руки боязливо ложатся на плечи русого, касаясь холодной ткани черной ветровки; девичий взгляд робко опускается вниз. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она перестает заинтересованно таращиться на креативную шнуровку белых кроссовок и, приподнявшись на носочки, неуверенно тянется к растянутым в зловещей ухмылке губам. Каждая клеточка тела девушки дрожит то ли от усиливающегося осеннего ветра, то ли от сковывающего страха, а глаза стыдливо прикрыты. Почувствовав горячее, опаляющее кожу чужое дыхание и легкое соприкосновение губ, Сара вдруг испуганно отстраняется, но внезапно оказавшаяся на талии крепкая рука не позволяет уйти далеко. Ди Каприо за доли секунды притягивает брюнетку к себе и уверенно впивается в мягкие губы требовательным поцелуем. Дрожащие от волнения руки соскальзывают с плеч и настойчиво упираются в твердую грудь, но парень игнорирует любые попытки девушки вырваться из хватки. От такой непривычной близости сердце начинает бешено колотиться, а ноги подкашиваются сильнее, чем на скользком карнизе. Сара открывает рот, чтобы что-то сказать, и язык парня уже бесцеремонно проникает внутрь. Она впивается руками в ветровку, что-то возмущенно мычит, а затем, устав сопротивляться, сдается. Слишком стеснительно и несмело, скованно и неуклюже Сара начинает отвечать. Его учащенное жаркое дыхание обдает кожу приятным теплом, таким необходимым в подобную погоду. Девушка сама не замечает, как тонкие пальцы, уже переставшие волнительно трястись, зарываются в мягкие русые волосы и периодически их поглаживают. Исходящий от парня аромат кофе опьяняет сейчас посильнее любого алкогольного напитка, заставляя забыть обо всем на свете.