— Пусти! — выпалила она так громко, что сама смутилась, и продолжила тише. — У меня руки затекли.
Он тряхнул головой и усмехнулся.
— Не будешь меня больше выгонять?
— Не буду, — буркнула она и наконец оказалась на свободе.
Жаба признания поражения чертовски душила, однако торжествующий взгляд Ди Каприо говорил о том, что забирать свои слова уже поздно.
Не теряя времени, она забралась под одеяло так, что виднелась только растрепанная макушка, и притворилась спящей. Или мертвой. Так или иначе, девушке это не помогло, и уже через пару минут она пыталась отвоевать хотя бы законную часть одеяла.
— Ты мне волосы придавил, — шипела она, пытаясь спасти шевелюру.
— Убери свою тушку подальше, и твои волосы будут в полном порядке. И перестань дышать как паровоз.
— Как хочу, так и дышу.
— Не лезь ко мне, у тебя ноги ледяные!
— Это ты не лезь ко мне!
В тишине комнаты еще некоторое время раздавались недовольные возгласы и ехидные смешки, однако вскоре стихли и они. Все погрузилось в сон.
А Лос-Анджелес не спал. Не мог уснуть от мысли, что банда сумасшедших маньяков орудует на его улицах, вытворяя ужасные бесчинства.
Брин сидел в старой палате одной из клиник города и пытался разобрать речь избитого парня, лежавшего на койке. Молодой человек не мог связать и двух слов: язык его заплетался, а местами покрывшиеся кровавой коркой губы едва шевелились. Брин сокрушенно помотал головой и отвел взгляд на одну-единственную улику в его руках. Улику, соединяющую его с разгадкой. Черные наушники.
— Ужасный смех… — все, что удалось расслышать Брину, прежде чем парень потерял сознание.
Ты станешь проклятьем Лос-Анджелеса. Дети будут просыпаться с воплями при мысли о тебе. Твоим наследием станут смерть и безумие.
***
Утро началось с холодного душа и громкого визга.
— Лео, ты слил всю горячую воду!
— Да? Надо же, я думал, что оставил тебе немного, — в голосе, послышавшемся из комнаты, сквозила явная издевка.
Замотавшись в огромное, уже сырое полотенце, она босиком прошлепала по холодной кафельной плитке к раковине и включила кран. Через некоторое время раздался очередной крик.
— Ты пользовался моей зубной щеткой!
— Там была только одна.
Вчерашнее воодушевление сменилось нескрываемым недовольством. Идея совместного проживания уже не казалась Саре такой радужной, как прежде, а о тех трех днях одиночества она думала как о долгожданных выходных. Когда ты живешь одна, никто не отбирает твое одеяло, не будит дикими воплями в шесть часов и не выключает свет в туалете каждый раз, когда ты туда заходишь. Когда ты живешь одна, можно не ходить по квартире как по минному полю и настороженно прислушиваться.
— Тебе не кажется, что ты немного обнаглел?
Лео сидел на кровати и, уткнувшись взглядом в телевизор, мирно жевал бутерброд. Он не сразу обратил внимания на Сару, однако вскоре осмотрел ее с ног до головы и даже присвистнул.
— Мне кажется, что обнаглела ты. В доме, понимаешь ли, гость, а ты тут в неглиже расхаживаешь, — он беспечно хохотнул.
Желание поскорее отчитать бессовестного гостя сыграло с девушкой злую шутку.
Она стояла перед Ди Каприо в одном лишь полотенце. Прижимала мягкую ткань к груди, робко переминалась с ноги на ногу и, судя по оторопевшему взгляду, мечтала провалиться сквозь землю.
— Мой дом. Как хочу, так и хожу, — она сказала это не так уверенно как хотела, но в общем-то была довольна собой.
— Поэтому ты сейчас вся пунцовая стоишь?
Издевательская улыбка парня была последней каплей: Сара убежала обратно в ванную.
Минут через десять — когда со щек хоть немного сойдет румянец и у Сары не будет такого острого желания стать невидимкой — она вновь вернется, уже полностью одетая, и еще долгое время будет отводить взгляд. Боясь услышать очередные подколы, она заинтересованно уставится в экран телевизора и сложит руки на груди, так она чувствует себя увереннее. Он все это знал, знал заранее. А вот она не знала ничего. Не знала, как сильно в тот момент ему хотелось провести пальцами по выпирающим ключицам, как хотелось коснуться хрупкого обнаженного плеча и вообще избавиться от этого лишнего полотенца. Она и не узнает. Нервно сглотнув, Лео вернулся к поеданию бутерброда.
***
Сара сидела на кровати, замотавшись в кокон из одеяла, и с любопытством наблюдала за попытками Лео сыграть на гитаре. По комнате разносились противные негармоничные аккорды вперемешку со скрипом сразу нескольких струн. Когда к авторской мелодии присоединилось еще и фальшивое пение, Сара не сдержалась.
— Это новый вид пыток? — сквозь смех спросила она.
Ди Каприо насупился.
— Одной небрежно брошенной фразой ты разрушила мое желание творить. Ну спасибо. Вот сама теперь и играй.
— Сыграю! Только позже. Я только что согрелась и не собираюсь сейчас вылезать из-под одеяла.
Он отмахнулся.
— Так бы и сказала: Лео, я не хочу позориться.
— Ты меня провоцируешь.
— Отнюдь. Заяц, все в порядке. Многие на гитаре не умеют играть, так что…
— Между прочим, продукты в холодильнике были куплены благодаря моему «неумению»!
— Правда? — он лукаво улыбнулся и протянул гитару.
Девушка неохотно высвободилась из мягких объятий одеяла, взяла в руки инструмент и — передумала. Играть при незнакомцах куда проще, чем при некоторых знакомых, чье пристальное внимание почему-то вызывает дрожь в пальцах. Невольно Сара подумала о том, что было бы неплохо оказаться сейчас в переходе, подальше от пристального взгляда голубых глаз. Преодолев себя, она протерла вспотевшие от волнения ладони и неуверенно провела по струнам. Первый аккорд показался девушке неудачным и ей стоило больших усилий не прервать игру. Медленно, но верно одеревеневшие от волнения пальцы перебирали струны, и с каждой секундой звук становился увереннее.
А потом она запела. Запела так, как, казалось, не пела никогда. Запела так, словно была совершенно одна в этой комнате. Неспешно растягивала слова, порой ломала ритм, и хмурилась, когда брала слишком высокие ноты.
Все это время она сосредоточенно смотрела на лады, боясь поднять на Ди Каприо взгляд и сбиться, а он безбожно этим пользовался.
Пристально следил за каждым изменением в ее мимике, всматривался в каждую черточку миловидного личика, словно хотел изучить досконально, запомнить до мелочей. У нее над левой бровью небольшой, едва заметный шрам в виде полумесяца, а нос курносый, с
маленькой горбинкой. У нее слегка припухлые, чуть потрескавшиеся губы и очень милая ямочка на левой щеке, появляющаяся при каждой улыбке. У нее прекрасные карие глаза. Глаза, которые прямо сейчас затягивали в свой омут.
Он не знал, когда именно его пристальное внимание было рассекречено. Сара продолжала петь какую-то песню, в слова которой он совершенно не вслушивался, и смотрела на него с легким удивлением, даже испугом. Ее щеки горели, и Лео удивлялся, как это она еще не прекратила свой концерт.
Он мог бы сейчас чертовски обидно над ней подшутить и по привычке громко рассмеяться — для него это было бы абсолютно нормально — мог бы начать разговор о погоде, словно ничего и не было и он не смотрел на нее дольше положенного. Он мог отнять у нее гитару и вновь начать пытку для ушей или же просто невзначай столкнуть ее с кровати. Просто так, потому что захотелось.
Но он всего лишь наклонился к ней и поцеловал, мигом прервав старательное пение и гармоничную музыку. Казалось, от внезапной тишины заложило уши. Лео чувствовал, как девушка напряглась, как растерянно затаила дыхание.