Позади меня вся стена состояла из сплошного листа стекла. Окно выходило на частный лес из высоких зелёных деревьев, который имел практическое предназначение. Солдаты Легиона, служащие в этом офисе, часто тренировались в этом лесу.
Передо мной, за пьедесталом, мужчины и женщины в униформах сидели вокруг маленьких стеклянных столиков и ели свой ланч. Между укусами они украдкой косились на меня.
— Видишь, как спокойно и чопорно она потягивает свой чай? — прошептал один другому.
— Как она может быть такой спокойной?
— Особенно учитывая, что делают они с полковником Драгонсайром?
— Люди после их допросов выходят трясущимися и оглушёнными. Едва в состоянии ходить.
— Или говорить.
— Они и через несколько часов всё ещё дёргаются.
— И заикаются.
Я съела крошечную печеньку размером на один укус, лежавшую на краешке моего блюдца.
Поток шепотков среди солдат не стихал.
— Она такая спокойная. Такая холодная.
— Дочь архангела, теперь и сама ангел, и замужем за ангелом. Она рождена для этого — для криков чужих страданий.
Их слова сочились восторгом, а не ужасом, который они должны были ощущать. Такое чувство, будто наше прибытие стало лучшим источником сплетен за много лет. Они так говорили, словно наши допросы и прискорбное состояние их коллег вообще их не беспокоили.
Я заново наполнила свою сине-белую чашечку из крошечного металлического чайничка на моем сервировочном подносе.
Солдаты в столовой все ещё не закончили сплетничать. От их обсуждений гудела вся столовая.
— Я многое слышала о дочери генерала Сильверстара, но понятия не имела, насколько она горячая штучка, — сказала женщина-солдат с тёмными волосами, собранными в два хвостика.
— Её кожа такая красивая. Такая безупречная, — пожаловалась её подруга с розовыми губами. — У неё есть это божественное, эфемерное сияние.
— А её волосы блестят, как лучи солнца. Её глаза светятся, как драгоценные аметисты, — добавила мисс Хвостики.
— Я бы отказалась от чего угодно за тело ангела, — сказала мисс Губы.
— Забудь про тело. Ты хочешь магию. Ты когда-нибудь видела ангела в сражении? Это великолепно. Вся Земля как будто останавливается и кланяется всякий раз, когда они творят заклинание.
Мисс Губы вздохнула.
— И само собой, было бы здорово следовать воле богов без угрызений совести.
Без угрызений совести? По правде говоря, я была далеко не так спокойна, как они думали. На самом деле, внутри меня раздирали противоречия из-за того, что мы с Дамиэлем делали с местными солдатами. Если свобода от угрызений совести — это один из божьих даров, то я упустила это преимущество.
Двери столовой распахнулись от магии — от резкого телекинетического щелчка — и затем в помещение вошёл Дамиэль. Он схватил тарелку, наполнил её едой и пошёл в мою сторону, чтобы тоже сесть на ангельском пьедестале.
Я покосилась на его полную тарелку, заполненную едой с идеальной эффективностью.
— Проголодался?
— Да. Я сегодня потратил немало магии.
Я подавила желание содрогнуться. Я просто поддерживала небрежную беседу. Я не думала о причине, которая на самом деле заставила его проголодаться: он сегодня допросил так много солдат. Легион воспитывал силу воли. Его солдаты были более стойкими по сравнению со всеми остальными обитателями Земли, а Дамиэль ломал их умы так, будто они были не прочнее яичной скорлупки.
Дамиэль съел кусочек своего стейка. «То, что я делаю, беспокоит тебя», — сказал он в моём сознании.
«Я в порядке».
«Ты не можешь допустить, чтобы кто-нибудь увидел, что наши допросы тебя расстроили».
«Я знаю».
Я была ангелом. Мне нужно было поддерживать образ — ради Легиона, ради Земли. Ангелы должны быть сильными, непоколебимыми. Если мы дрогнем, пошатнётся все человечество.
Во время допросов Дамиэля, пока я стояла и смотрела, как он раз за разом узурпирует волю солдат, этот узел в моём животе скручивался всё туже и туже. Я была вынуждена стоять рядом, привязывать и отвязывать солдат по приказу, и всё это время притворяться, будто это меня ни капельки не беспокоило. Нет, это ещё не всё. Я должна была притворяться, будто я абсолютно уверена, что мы поступаем правильно.