— Уверен, у тебя это не вызовет проблем, принцесса. Ты всегда была идеальной.
— Так гласит моё личное дело?
— Более многословно, но по сути да.
Мне в голову пришла шальная мысль.
— Интересно, что гласит твоё личное дело.
— Тебе придётся спросить у Никс. Моё личное дело уже очень долгое время видела только она.
— А ты его не видел?
— Нет.
— Ты никогда не испытывал соблазна заглянуть туда одним глазком? — спросила я.
— Сопротивление искушению закаляет характер.
Я рассмеялась.
— У тебя с моим отцом больше общего, чем вы оба признаете. Ты знаешь, что он постоянно помещал меня возле того, чего мне больше всего хотелось в тот или иной момент? Вода во время тяжёлой тренировки. Куртка во время тренировки при минусовой температуре, которую я должна была терпеть в футболке и трико для бега. А потом он смотрел, сколько я выдержу, не схватив то, в чем я нуждалась.
— И каковы были твои успехи?
— Неплохие, если смотреть в целом, — ответила я. — Я воздерживалась от воды и куртки. Но он знал мою величайшую слабость. Наша экономка готовила клубничные пирожные. Каждое из них походило на крохотный кусочек рая. Я до ужаса обожала эти клубничные пирожные, и мой отец знал об этом. Он часто ставил их на стол во время обеда. Само собой, я не должна была их есть; они находились под запретом. Он ставил их туда лишь для того, чтобы помучить меня. Затем, после каждого обеда, он выбрасывал их в мусорное ведро. Ну, однажды ночью (думаю, мне тогда было лет восемь) я обнаружила, что он оставил на тарелке несколько крошек от клубничных пирожных.
— Ты облизала тарелку, — сказал Дамиэль.
— Конечно, я облизала тарелку. И это было так вкусно, что после этого я полезла в мусорное ведро и выудила клубничные пирожные. В таком виде и застал меня отец — руки в мусорном ведре, а лицо перемазано клубникой и кремом.
Дамиэль расхохотался.
— Моим наказанием стала неделя самых суровых тренировок в моей жизни (на тот момент), но это стопроцентно стоило тех нескольких блаженных укусов, — вздохнула я.
— Похоже, ты так и не выучила урок, который пытался преподать тебе генерал Сильверстар, — заметил Дамиэль.
— Что я могу сказать? У всех у нас есть смертельные слабости, даже у ангелов, и моя слабость — это клубничные пирожные.
Дамиэль коротко кивнул.
— Принято к сведению. Когда мы в следующий раз отправимся в битву, я прослежу, чтобы у врага не было клубничных пирожных, а то ты предашь меня за один укус.
— Мне нравится думать, что моя способность противиться искушению улучшилась по сравнению с восьмилетним возрастом.
— Рад слышать.
Я ослепительно улыбнулась ему.
— Вражеским солдатам придётся предложить мне как минимум два или три целых пирожных, чтобы оно того стоило.
— Ты шутишь, — сказал Дамиэль, наблюдая за мной.
— Да? Ты так уверен?
— Да. Но на всякий случай я обещаю тебе, что сколько бы клубничных пирожных тебе ни предложили враги, я готов удвоить их предложение.
— Буду знать, — я расхохоталась.
И Дамиэль тоже рассмеялся. Хотя его смех больше напоминал фырканье или хмыканье.
— Видишь? — сказала я. — Не так уж сложно.
— Что не так уж сложно?
— Иметь друзей, — сообщила я ему. — Ладить с другими ангелами.
— Ты не такая, как другие ангелы.
— Именно поэтому я тебе помогаю.
Он выглядел озадачившимся.
— Помогаю с тестированием твоих техник полёта, — пояснила я.
— А.
— На самом деле, можно сказать, что моя помощь неоценима, учитывая, что больше никто из ангелов не согласился это сделать.
Он нахмурил брови.
— К чему ты ведёшь?
— Без меня твои эксперименты окажутся невозможными, — сказала я с улыбкой. — Думаю, это как минимум стоит твоей вечной благодарности, тебе так не кажется?
— Ты меня одурачила.
— Я буду наслаждаться твоей нескончаемой, вечной благодарностью. В конце концов, зачем выигрывать одну неопределённую услугу, когда можно заполучить бесконечно много услуг? — я процитировала Дамиэлю его же слова. А затем подмигнула.
Несколько долгих секунд он смотрел на меня… затем усмехнулся.
— Ты определённо не похожа на других ангелов. Нет, ты гораздо хитрее… возможно, даже коварное всех остальных ангелов, вместе взятых.
— Привет, горшок. Познакомься с чайником[1].
— Что, если в этот раз я хочу быть чайником? — невозмутимо поинтересовался он.
— Уверена, это можно устроить, — я кашлянула, прочищая пересохшее горло. — Судя по твоей реакции во время нашей первой миссии, когда я в твоём присутствии употребила поговорку, я не была уверена, что ты вообще знаешь такие штуки.
1
Каденс намекает на поговорку, которую на русском языке можно изложить, как «говорил горшку котелок: уж больно ты чёрен, дружок» или «горшок называет котелок чёрным, хотя сам не белее». Смысл примерно тот же, что и у «чья бы корова мычала, а твоя бы молчала» — не надо упрекать других в том, в чем ты сам повинен.