Квартира Дженни выходящая окнами на узкую Хай-стрит. Напротив находился антикварный магазин Саймона Саммерса. Она заметила, что у того горит свет, и высунулась из окна.
— Привет, Саймон! Как матушка?
Саймон показался в окне.
— Спасибо, Дженни, хорошо. А как твои читатели?
— Ужасно. Их дурной вкус меня раздражает. Даже священник читает детективы.
— Где ты была, Дженни? У тебя лицо в краске.
— Ох, это Ганс. Я ему позировала.
Дженни едва различала в сумерках лицо Саймона и густую гриву волос.
— Ты уверена, что Ганса интересует только живопись?
Голос Саймона звучал лениво, как всегда, но в нем слышались игривые нотки. Что оставалось девушке, если все мужчины вокруг были такими, как он: самодовольными и немного циничными созерцателями? И вечно досаждали своими предупреждениями, как старые девы. К тому же Саймон не знал Ганса и судил о нем понаслышке.
— Если Ганс думает, что может стать хорошим портретистом, то почему бы не попробовать?! — сердито спросила Дженни. — В конце концов, ты ведь пытаешься добиться успеха?
— Безусловно.
— Так почему же ты уверен, что Ганс ничего в жизни не добьется?
— Я в этом вовсе не уверен…
Дженни пожала плечами.
— Ганс одержим идеей писать портреты. Честно говоря, не знаю, чего он хочет больше: рисовать красивые лица или целовать их. Он сам запутался, но это все пройдет, — словно оправдывалась Дженни. — Ему пришлось пережить ужасное время немецкой оккупации. Он мог бы стать великим художником, будь у него была возможность заниматься живописью в юности. Во всяком случае, одну картину он уже продал. Клайв Уилтон только что вернулся и его обрадовал.
— Я знаю. Мы ехали одним поездом.
Заинтригованная Дженни подалась вперед.
— С новой секретаршей? И как она? Ганс говорит, что прехорошенькая!
— Дженни, милая, я смотрю на вещи иначе, чем твой честолюбивый портретист.
— Но ты же не бесчувственный! И тоже собираешься в неё влюбиться?
— Тоже?
— Ну, Клайв, наверное, уже готов. Зачем иначе привозить её сюда? А самом деле, для чего она приехала?
— Возможно, она в самом деле ожидает получить хорошую работу. А почему бы и нет?
— Не думала, что ангельская внешность — непременное условие для секретарши, — скептически заметила Дженни.
— А у тебя, Дженни Хоуард, — резко оборвал Саймон, — внешность средневековой сплетницы.
6
О приезде хозяина с новой секретаршей экономку Клайва предупредили заранее по телефону. Она приготовила Мэг одну из свободных комнат и приняла её достаточно любезно, хотя всем видом выражая свое неодобрение.
Клайв говорил, что экономка — всеми уважаемая вдова, и просил Мэг не удивляться: та всегда всегда старалась соблюдать дистанцию. Но она была работяща, надежна и очень предана его жене.
— Луиза называет её Леной. Я бы на это никогда не отважился.
Очутившись в доме, Мэг очень захотелось увидеть фотографию Луизы. Фотографии должны быть обязательно, не говоря уже о портрете. Клайв никогда бы не женился на женщине, не способной вдохновить художника. Мэг считала, что достаточно хорошо понимает хозяина дома, чтобы быть в этом уверенной. Она так и не могла избавиться от смутного ощущения, что Луиза и есть Анжелика, но Клайв почему-то это скрывает. Возможно, чтобы не всплыла история её тяжелого трагического детства. Или ему была невыносима мысль о том, что на свет выплывет история его женитьбы на Золушке.
— Как себя чувствует миссис Уилтон? — спросила Мэг Лену, когда та проводила её в одну из лучших комнат в доме.
— Она уже поправляется, спасибо, мисс.
Несмотря на явное нежелание экономки отвечать, Мэг решила расспросить её обо всем.
— Она кого-нибудь уже принимает? Я имею в виду — посторонних? Мне бы очень хотелось её навестить.
— Надеюсь, вы скоро встретитесь. Можете пользоваться ванной для гостей, мисс. Полотенца я приготовила. Вторая дверь направо.
Лена собиралась уходить, так ничего и не сказав Мэг.
— Мне не хотелось спрашивать мистера Уилтона, но скажите, его жена сильно пострадала?
— Она пострадала так, как кому-то хотелось.
Теперь экономка окончательно направилась к выходу. Она ничего не сказала, и в то же время сказала все. Кому-то… Конечно, речь шла о Клайве. А судя по тому, как гневно сверкнули её глаза, она могла иметь в виду и саму Мэг.
При всем желании приспособиться к новой работе и окружению, Мэг стало не по себе. Неужели эта несносная подозрительная старуха в самом деле решила, что Мэг собралась занять место Луизы?
Правда, Клайв никогда раньше не привозил сюда своих секретарш — он сам об этом говорил. Но в этот раз предстояло столько работы, что он не сможет навешать жену, если останется в Лондоне. Клайв её не обманывал. Но как бы ни был он мил, Мэг постоянно ощущала отчужденность.
Разумеется, о них пойдут сплетни. Судя по ужасным рассказам о Клайве, которые Мэг уже услышала, посплетничать тут любили. Придется приложить немало сил, чтобы рассеять подозрения. И ей очень хотелось подружиться с Луизой — или Анжеликой. Бедная девушка так сильно пострадала, что никто не решался сказать ей правду. Значит она нуждается в друзьях.
Осмотревшись в маленькой, но симпатичной спальне, Мэг распаковала вещи. За окнами простиралось поле, за ним виднелись деревенские крыши. Приняв ванну, Мэг оделась к обеду.
Клайв предупредил, что пригласил Ганса Крамера. Ганс обязательно захочет видеть Мэг, раз так ей восхищался. Кроме того, нужно отметить продажу одной из его работ.
— Если Ганс примется слишком экзальтированно вами восторгаться, не смущайтесь. В присутствии красивых женщин он всегда такой. И у него только одно желание — запечатлеть их на холсте. Но, к сожалению, желание намного превышает его талант.
— Он хочет меня писать? — спросила Мэг.
— Вполне возможно. Но не позволяйте ему вас обременять. Мы все его оберегаем, помня его трагическое прошлое. В оккупации из всей семьи выжил он один. И это наложило на него неизгладимый отпечаток.
— Вы так добры к нему, мистер Уилтон.
— О, нет. Не более других.
Клайв в самом деле казался открытым, добрым и честным. Мэг не хотелось судить о нем превратно, но из памяти все не шел подслушанный разговор, когда Ганс на что-то подбивал Клайва уверяя, что риск ничтожен. Речь шла о ней? Ведь на следующий день Клайв позвонил ей и поразил приглашением на ленч.
Именно это нужно было Мэг, чтобы забыть про Дерека: все происходящее интриговало и ставило загадки. Дерек остался где-то очень далеко, хоть в сердце боль не проходила. Внезапно у Мэг промелькнула мысль, что Саймон Саммерс — лучший способ излечить разбитое сердце, чем общество Клайва или Ганса. Просто Саймон не желал, чтобы его игнорировали, и все.
Мэг уже переоделась к обеду, и если суровая Лена возилась кухне, то можно было прогуляться по нижним комнатам в поисках фотографий.
В гостиной их не оказалось. В строго обставленной комнате не было никаких признаков симпатий хозяина. Интересно, как воспринимала Луиза кричаще-яркие современные картины над камином с и холодные линии удобной, но неуютной мебели. Здесь ничего не касалась женская рука, во всем чувствовались вкусы Клайва. В такой комнате не было места сентиментальным фотографиям. Искать их следовало в другом месте.
Мэг так хотелось попасть в спальню Луизы… Если бы убедиться, что Лена на кухне, а Клайв внизу…
Едва подумав об этом, Мэг уловила голос Клайва, разговаривавшего с кем-то по телефону из кабинета, а звон посуды говорил о том, что Лена действительно на кухне.
Понадобилось всего несколько секунд, что проскользнуть наверх и пойти по коридору в поисках спальни, окна которой наверняка должны бы выходить в сад. И вот Мэг вдохнула поглубже и распахнула дверь. Двуспальная кровать, покрытая тяжелым стеганым атласным покрывалом, на полу — роскошный пушистый ковер. Рядом с кроватью — белый туалетный столик, а на полу — открытый чемодан Клайва.
На столике стояла фотография в рамке, Мэг быстро подошла на неё взглянуть, но, к её великому разочарованию, на снимке красовался один Клайв. Он не улыбался и казался ещё красивее, чем в жизни. Фотограф нашел способ польстить элегантному клиенту. Впрочем, снимок запечатлел во взгляде и жестокость…А может быть, то было простое тщеславие?