Внезапный порыв холодного ветра, и Марионетта почувствовала, как ее швырнули в пространство. Она со всего размаху упала в мокрую грязь на лужайке. Затем медленно, с трудом встала на четвереньки, удивленно оглядываясь. Вокруг все казалось мягким, и она мельком подумала, не идет ли снег. Что-то легкое скользнуло по ее лицу, она подняла руку — это был шифоновый шарф. Барти вышвыривал на лужайку ее одежду.
— Не смей возвращаться, — орал он. — Если хочешь остаться в живых.
В ближайших домах начал зажигаться свет. Люди, привлеченные шумом, выглядывали из-за занавесок. Плохо соображая, Марионетта сидела на мокрой траве, стараясь что-то разглядеть тем глазом, который открывался, но не ощущала ничего, кроме продолжающегося стука в голове. Неожиданно хлопнула входная дверь, и стало совершенно темно. Барти вошел в дом.
Она чувствовала, что из шрама на щеке течет кровь. Барти кулаком открыл старую рану. Женщина долго сидела в темноте, не двигаясь, пока свет в окнах соседей снова не погас. Тогда она, превозмогая боль, стала ползать по лужайке на четвереньках. Наконец облегченно вздохнула, найдя то, что искала. Она рукой чувствовала гладкое деревянное лицо куклы, подаренной ей матерью. Марионетта правильно рассчитала, что Барти выбросит ее из окна вместе со всеми вещами, поскольку муж не знал, как много она для нее значит. Успокоившись, женщина опять начала ползать среди герани в поисках сумки, которую в конце концов нашла под кустом, рядом с нижней ступенькой у входа в дом.
Марионетта медленно встала, боясь, что Барти переломал ей ноги. Одна нога казалась разбитой вдребезги, и она едва не упала, сделав шаг. Каким-то образом удалось добраться до калитки, и женщина, шатаясь, пошла по Эндикот-гарденс к Хай-стрит. Один раз ей попалось такси, которое она попыталась остановить, но когда водитель увидел ее, то прибавил ходу и умчался.
Она знала, куда направляется. Кроме этого — ничего. Она почти забыла свое имя, но соображала, куда идет и зачем. Свернула на Масуелл-роуд и направилась к станции подземки. Странно, но, несмотря на мокрую погоду и мечущиеся тени сырой декабрьской ночи, Марионетта не боялась. Ей казалось, страх ушел из нее навсегда. Женщина шла и шла, спотыкаясь и не обращая внимания на машины, развозящие людей на вечеринки по случаю Нового года, на проехавший мимо освещенный автобус, взгляды прохожих. Невероятным усилием она умудрилась выйти из темноты на освещенные улицы города, к украшенным витринам и ярким вывескам, возвещавшим о праздничной распродаже. Ей удалось найти станцию подземки и купить себе билет, причем обеспокоенный кассир спросил, не нужна ли ей помощь. Марионетта тупо покачала головой и со скоростью улитки прошла на платформу. Путешествие запомнилось ей мельканием закрывающихся и открывающихся дверей, грохотом поезда и порывом воздуха, вырывающегося из туннеля при подъезде к станции. Кентиш-таун, Кэмден-таун, Морнинггон-кресент, Юстон… Неожиданно она приехала. Тоттенхэм-Корт-роуд.
Марионетта с трудом вышла из вагона на платформу, голова кружилась. Заботливый прохожий коснулся ее руки.
— Ты в порядке, золотко? — поинтересовался он.
Она не смогла ответить, только махнула рукой и слепо направилась к лестнице, ведущей к выходу на улицу. Теперь все просто. Направо на Оксфорд-стрит, затем налево по Сохо-стрит, на площадь, потом опять направо…
Снова шел дождь, большие тяжелые капли падали с неба медленно, как будто им не хотелось касаться негостеприимной земли. Марионетта стояла, стараясь не прислоняться к столбу, подняв воротник шубы и чувствуя влагу на щеке и шее. Когда она коснулась щеки рукой, то в свете фонаря увидела на ней кровь, казавшуюся совсем темной. Подошел какой-то мужчина.