Выбрать главу

Джен смотрела на дочь в изумлении, будто на её обращение женщину просто перемкнуло. Она не знала, что сказать, поэтому в итоге чуть нервно кивнула, произнося уже без бывалого рвения:

— Хорошо.

— Тогда решено. — строго отчеканила Ева. — Мы уходим, но кто-то должен остаться здесь, чтобы следить за нашими пленниками. И обязательно окажите помощь тем из них, кто в ней нуждается.

— Даже… — Дженнифер лишь указала взглядом на Отиса, еле дышащему на руках у отца.

— Да, даже ему.

— Я и сам могу это сделать, если мне позволят использовать магию. — тихо вмешался Готье.

— Тогда делайте это. И девушке тоже помогите.

— Твоя доброта не знает границ. — произнесла вдруг Октавия, поглаживая кулак, которым недавно приложила Отиса.

— Только когда мы перестанем быть жестокими и недоверчивыми к тем, кто просто является представителем другой расы, мы сможем изменить этот мир. По-другому войны никак не избежать.

Глава 27. Камень, заменивший сердце

Как это место превратилось в нечто подобное?

Прекрасные цветы увяли, превращая подвенечную арку в нечто тёмное и прогнившее. Теперь она казалась не местом, где соединяются души, а алтарем для их жертвоприношения. Впрочем, не была ли она таковой с самого начала?

Чёткая симметрия с ковровой дорожкой, по которой ранее ступала нога невесты, были разрушена. Стулья разброшены. Везде царил хаос.

Прекрасный свет, каким был наполнен этот зал, сейчас снова и снова медленно пульсировал, становясь то тусклее, то ярче. Будто нечто пыталось пожрать его, но свет возвращался вновь, олицетворяя собой крупицу, без которой ничто и никто не сможет существовать. Этим пожирающим монстром была выпущенная на свободу сила Вуали Великой плакальщицы. Жестокая воля Бесмары билась в уродливых нитях серой паутины, обвившей потолок главного зала ангельского мира. Из артефакта сочилось желание расти дальше. Желание коснуться каждого, до кого можно достать, дабы передать ему всю боль и горе. Разделить это чувство с каждым живым существом, чтобы не чувствовать одиночества в своем несчастье. Однако каждый раз, когда кривые сплетенные руки Бесмары тянулись дальше, они сталкивались с преградой, что порождала свет и выжигала скопившуюся в артефакте тьму. Тогда всё, что оставалось делать желчной сердцевине плакальщицы, — это нервно пытаться поглотить свет, довольствуясь лишь тем, что есть — уже загнанными в её паутину жизнями смертных.

Под ритмичный глухой стук в этом зале прибывали те, кто своими душами и желаниями олицетворял борьбу света и тьмы. Белокрылая Камилла смиренно восседала на одном из простых стульев, что стоял поодаль от остального хаоса. Глаза её были прикрыты, ладони смиренно лежали на коленях. Она вслушивалась в стук сердца проклятого артефакта, и продолжала сдерживать его силу. Сильная, но кроткая. В своей простой позе она казалась воплощением чистейшей красоты. И каждый раз, когда Камилла прикрывала веки, отказываясь взирать на жестокий мир вокруг, казалось, что она молится. Вот только в их мире не было той силы, к которой могла отдавать молитву столь чистая и светлая женщина.

На её святой лик падала тень того, кто утонул во тьме, заразившись и пропитавшись ею. Грозная, широкая фигура Этьенна стояла подле жены, выжидающе и испытывающе смотря на неё сверху вниз. В его лице отражалось нетерпение и гнев. И всё же он ещё не набрался сил посягнуть на что-то столь святое, какой казалась ему Камилла. Потому тьма его сердца продолжала лишь нервно пытаться достучаться до сознания ангела, чтобы очернить его, запачкать одним лишь соприкосновением с собой. Но жена была нема к любым уговорам и словам мужа.

Подле Этьенна всё ещё прибывал Рафаэль. Скрывающийся в его тени, он пропитывался ею и стремительно прогнивал изнутри, впуская в себя эту самую тьму. В руке он уверенно сжимал Слезу Авеля, искренне и оттого грязно веря, что она должна принадлежать именно ему. И только во взгляде его, устремленном на мать столь же осуждающе и требовательно, всё же был виден слабый отблеск её света.

— Камилла, перестань сопротивляться.

Женщина не открывала глаз. Она не хотела видеть, как двое столь важных и любимых ею мужчин смотрят сейчас на её свет, желая растоптать его. Она не желала пытаться разглядеть в их помыслах отблески надежды. Она не смела давать волю своим чувствам.