— Ева, — вдруг послышался нервный голос Дженнифер, когда кокон вокруг её тела свился настолько, что было едва лишь видно лицо, — обещай мне, что ты перестанешь гнаться за благополучием для всех вокруг и будешь искать своё счастье.
Слыша это, наследница выступила вперед, делая шаг навстречу матери, но именно в этот момент все три жертвы начали подниматься плотными нитями наверх, к потолку. Ева потянулась рукой к ним, понимая, что одно лишь её желание может сжечь эту паутину и освободить родителей, однако она сдержалась, крепко сжимая вытянутую ладонь в кулак. На глазах её снова выступили слезы. Но когда она смогла рассмотреть за щелями меж серебряных нитей лицо матери, то увидела, что та искренне улыбается.
— Обещаю. — шепнула Ева, сначала признаваясь в этом самой себе, а уже после закричала куда громче ввысь: — Обещаю!
Но в ответ ей прозвучал лишь тихий скрежет, с которым коконы с жертвами от всех трёх миров пропали за толщиной прочей паутины. Их затащило прямо в самое сердце. И как только они исчезли там, послышался последний громкий стук. Он прозвучал с такой силой, будто рядом ударили в огромный колокол. Сразу после по всему растянувшемуся полотну зла прошла волнообразная дрожь.
Всё утихло.
Все замерли, боясь даже дышать.
Лишь Райнхард шагнув ближе к Еве и в одно движение прижимая её к себе.
— Всё… кончено? — тихо шепнула наследница, всё ещё смотря вверх, пока по щекам её уже неконтролируемо стекали крупные слезы.
Ответом на её вопрос стал свет. Он маленьким лучом пробился сквозь паутину, падая на Райнхарда и Еву, будто озаряя их близость в этот момент. Серебряные нити начали медленно опадать одна за другой, превращаясь в ничто ещё до момента, пока касались пола. И за этим темным полотном зла, наконец, снова стали видны светлые облака, что обычно заволакивали потолок этого зала.
Как только последняя паутинка пала низ, из центра вдруг начала опускаться прозрачная свадебная вуаль. Вся она была покрыта кровью, но чем ниже опускалась ткань, тем белее она становилась, словно пятна просто исчезают. В конце концов, когда она медленно и тихо пала на пол, то была уже абсолютно белоснежна.
Всё и правда было кончено.
На этот раз совсем.
Ева подошла и подняла вуаль, едва сжимая её теперь в своих руках и непрерывно смотря на неё.
— Бесмара была несчастной невестой, не так ли? — почему-то спросила она с тоской в глазах.
— Никто доподлинно не знает, милая. — отозвалась Камилла.
— И всё же, — Ева приподняла прозрачно-белую ткань, пытаясь осмотреть сквозь неё место, где недавно ещё стояли её родители, — мне кажется, что всё зло в этом мире появляется именно в момент, когда кому-то запрещают любить.
— Я думаю, будет правильно сказать, что наш брак больше не считается действительным, а рай не будет более никак ограничивать тебя. — серьёзно и собранно произнес вдруг Рафаэль, однако уже через секунду стыдливо отвел взгляд. — И Ева… прости меня.
Мерриман опустила вуаль, прижимая её к себе, будто надеясь, что в этом артефакте и правда теперь содержится кусочек душ её родителей. Она посмотрела на ангела и вдруг широко улыбнулась, несмотря на то что щеки её всё ещё были мокрые от слез.
— Иногда наши родители имеют слишком большое влияние на нас. — она перевела взгляд на Райнхарда. — И не у каждого заблаговременно находится человек, который покажет тебе, что есть и другой путь, кроме того который прокладывает тебе судьба.
Дьявол лишь едва улыбнулся. Подойдя к Еве, он своими слишком большими, широкими ладонями вытер её слезы, будто перед ним маленькая девочка, которая никак не может перестать плакать.
— Просто таких невероятных людей на свете слишком мало. — смотря в эти заплаканные, но всё ещё прекрасные глаза, тихо шепнул Райнхард.
Они улыбнулись друг другу ещё шире, и показалось, что в этих улыбках отразилось истинное счастье влюбленных, которые, наконец, справились со всеми трудностями на своем пути.
— Однако, к сожалению, правила остаются правилами. — строгий голос Эрхарда безжалостно пронзил столь чувственный момент. — Как бы это ни было прискорбно, наследники разных миров не могут быть вместе.
Сатана не собирался отступать от своего. Ноэлю же пришлось в этот момент покрепче схватить Октавию, ведь секундой назад умиляющаяся дьяволица буквально ринулась к своему отцу, чтобы вбить в него осознание неправоты.