— То есть Натали всё знала? — голос Евы задрожал.
— Нет. Она никогда не догадывалась, что я твоя настоящая мама. Мы даже не общались с ней толком, просто учились когда-то в одном колледже. Но я знала, какой она человек.
— Это так неправильно. — растерянно зашептала Ева. — Получается, брак моей мамы… приемной мамы был лишь подстроенной вами иллюзией.
— Есть и второе условие. — Джен с тяжестью в голосе прервала дочь, будто намекая, что волноваться стоит совсем не по этому поводу.
— И какое? — девушка чувствовала, что оно будет гораздо хуже.
— Ангелы согласились оставить такую как ты в живых, только с условием, что через поколение баланс будет хоть как-то восстановлен…
Женщина умолка, поджав губы.
— И как же они себе это представляют? — Ева казалась нервной, ей не терпелось услышать всю правду, а Джен говорила так медленно и растянуто, будто никак не решалась раскрыть все карты.
— Подождите! — резко вмешался Райнхард, ударяя ладонью по столу. — Вы же не хотите сказать, что..?
Мысль, которая родилась в его мозгу, была столь отвратительна ему, что дьявол даже не смог найти слов. Ева с наивным непониманием смотрела то на ужаснувшегося возлюбленного, то на свою настоящую мать.
— Сказать… что?
— Ева, — продолжила, наконец, Дженнифер, опуская взгляд в стол, — дело в том, что ещё с твоего рождения решением совета трёх ты была обязана Рафаэлю, будущему властителю рая. Баланс восстановится, когда вы с ним поженитесь, и у вас родится ребенок. В нем будет течь кровь всех трех миров, и тогда он сможет быть ещё более сильным и независимым хозяином кристалла. Таково было второе условие наследника Авеля — отдать тебя в жены их старшему сыну.
Нет слов.
Совсем.
Ева впервые сполна прочувствовала на себе это состояние. Таких неприятных сюрпризов её та ещё стервозница — судьба никогда не подкидывала. И это учитывая всё, что произошло с ней за последние пару месяцев. Тело онемело, даже моргать было сложно. Эта новость стала сродни пули, которую направили ей прямо в голову. Возможно, этот выстрел не убил её физически, ведь девичье сердечко ещё постукивало из последних сил, но вот для морального состояния такой поворот событий был убийственен.
Растерянный взгляд, полный страха и даже ужаса непроизвольно скользнул на Райнхарда. Тот был в таком же состоянии шока. Ладонь, которой он ударил по столу, медленно сползла, пока и вовсе не опала неконтролируемым грузом к нему на колени. Ева ждала, что он будет кричать и пытаться снова сжечь всё вокруг, но дьявол смотрел куда-то перед собой и, кажется, даже не дышал.
Все молчали. На каждого здесь давил свой груз. На родителей Евы — вина. На неё саму с Райнхардом — непонимание, которое постепенно превращалось в отчаяние. Лишь Сатана сидел с ровным взглядом и просто наблюдал. Он больше не усмехался и не выглядел судьей с раздутым самомнением. Кажется, от столь подавленного вида сына даже Эрхарду стало не по себе.
— Это ведь такая шутка, да? — прерывисто тихо спросила Ева, просто потому что не могла не спросить.
— Боюсь, что нет, дорогая. — голос Джен был пропитан горечью и состраданием. — Именно поэтому я так отреагировала на… — она сделала непроизвольную паузу, посмотрев на Райнхарда, — … на вашу близость, хотя и сама не чиста. Мало того, что вы двое оба наследники своих семей, так ещё и рай может воспринять ваш негласный союз как самое глубочайшее оскорбление. Ведь…
— Ведь я… должна… выйти замуж… за их будущего правителя.
Ева была словно неживая. Её губы двигались сами по себе, никак не меняя при этом выражения лица. Пустота в глазах граничила со взглядом покойника. После каждого слова она делала паузу, будто с трудом давя их из себя. Состояние полной растерянности, когда ты забываешь обо всём мире и непроизвольно сосредотачиваешься лишь на давящем чувстве горя. Оно заполняло душу наследницы постепенно, вытесняя надежду, которая ещё теплилась там. Становилось всё больше и больше. Сдавливало органы, мешало дышать. Попросту сжирало и убивало изнутри.
Что она вообще знала о Рафаэле?
Лишь слышала, как Райнхард снова и снова говорил, что тот — редкостная высокомерная сволочь. Дьявол даже не вдавался в подробности, утверждая, что год рядом с наследником Авеля был для него пыткой, о которой не хочется вспоминать.