Хэкет рассмеялся и сказал, что передаст Анджеле.
— Очень милый кот, — сказал Мендоса, — даже и не пытался оцарапать или укусить меня. Конечно, персидские кошки… Сеньор в подобных обстоятельствах сильно бы сопротивлялся. С другой стороны, он, вероятно, гораздо лучше бы о себе позаботился. В общем, Анджеле он понравится, он хороший кот. — Мендоса зашел в заднюю спальню.
Скарни здесь заканчивал. Он вытащил из комода ящики и положил их на кровать. Мендоса взглянул на их содержимое.
— Беднота. Почти никакого вкуса. Все от Грэйсона — Лернера. — Он взял черный кружевной бюстгальтер и, передразнивая, потряс им: — Продается, за пару — доллар шестьдесят девять центов плюс налог.
— Все-то ты знаешь, — проговорил Хэкет.
— Думаешь, я оплачиваю женские покупки в подобных местах? Конечно, знаю. Любой ребенок может прочитать, что здесь написано. — Потом Мендоса добавил: — По-моему, кто-то уже здесь просмотрел до нас. В кухне и ванной все гораздо аккуратнее. — Он вернулся в гостиную. Скарни перешел в переднюю спальню. Мендоса посмотрел на стол. Дамский стол для всякой чепухи, напоминающий французскую конструкцию: два маленьких ящичка по бокам и еще один узкий — в центре. Мендоса его выдвинул. Доскональный обыск еще не начался, пока не везде сняты отпечатки. Он увидел пару простеньких шариковых ручек, пачку десятицентовых конвертов, дешевый латунный нож для писем, ножницы. Затем он открыл левый ящик. Стопка дешевой писчей бумаги. Новый пузырек чернил «Шифере Скрип, синие невыцветающие». Пузырек лежал на боку, а бумага была перевернута лицевой стороной вниз… Небольшая пачка старых писем, аккуратно перевязанная лентой. Он взял ее и внимательно оглядел.
— Так, очень мило и наводит на размышления. Совсем недавно ленту развязывали и снова завязывали. Смотрите — чернила выцвели, кроме того места, где был узел. Вполне ясно видно, что старый узел находился вот здесь. Что-то забрали из этого небольшого, если можно так сказать, хранилища ностальгии, и кто-то беспечно не обратил внимания на ленту.
— Я пока не вижу связи, — недовольно пробурчал Хэкет.
— Paciencia [42], она появится… Может, мисс Уолкер знает, когда и чем его кормили. Вам придется быть осторожными, не меняйте пока его диету, чтобы не нарушить пищеварение. Если его рацион был не очень правильным, меняйте его постепенно. В основном, постное мясо, но три раза в неделю — печень. Я дам Анджеле список, — он открыл правый ящик. — Красивый кот, он ей понравится.
Дешевая настольная лампа. Не работает, наверное, раз ее сюда засунули. Баллончик для зажигалки. Коробочка кошачьих витаминов. Шарик от пинг-понга.
— Для кота, — сказал Мендоса. — Они любят с такими играть. Записная книжка. Больше ничего. Не очень-то она много писала.
Этот ящик, как и остальные, был аккуратно выстлан старой газетой. Мендоса на всякий случай приподнял уголок листа.
— Vaya! — радостно воскликнул он. — Маленькие вещи часто проскальзывают за подкладку. — Он достал из-под бумаги небольшой предмет. Осторожно сдул с него пыль. — Одну вещь он пропустил. Может быть, очень важную… Да, маленький кусочек фотопленки.
Может, он и не знал, что она его хранила. Либо фотография не имеет совершенно никакого отношения, — Мендоса поднес его к свету.
Это был негатив стандартного размера — два с четвертью на три с четвертью дюйма.
— Так, — мягко сказал Мендоса. — Ну, вот ты и попался, голубчик! Вот уж не ожидал! Я мог поклясться…
— Что, лейтенант? — спросил Паллисер. — Что-то стоящее?
Мендоса опустил негатив. Он с восхищенным отсутствующим видом посмотрел на Хэкета с Паллисером и сказал:
— Но зачем ему понадобилось ее убивать?
На первый взгляд, не видно причины, достаточной для убийства. С другой стороны, Мендосе встречалось очень мало случаев, когда он вообще мог понять, почему совершено убийство. Это не значит, что в подобных обстоятельствах он поступил бы так же, просто он понимал, что причина достаточно основательная.
Обычно все происходит из-за любви или денег. Иногда из-за того и другого сразу.
Надо ли, на самом деле, докапываться до мотивов? Строго говоря, закон, кроме осязаемых улик, ни в чем больше не нуждается. Хорошо, конечно, найти причину, объяснить ее присяжным, но это не обязательно. В книгах-то все закручено, но от настоящей жизни там мало что есть. Мендоса знал целый вагон таких случаев, к которым писатели бы даже не притронулись.
Он уже двадцать лет лицом к лицу сталкивался с преступностью. Среди прочего его ужасало то, что человек — страшно неразумное существо. Мендоса в который уже раз подумал, что девяноста процентов убийств можно было бы избежать, если бы человек оказался чуть менее раздражительным, или жадным, или беспечным, и уж конечно, если бы не был пьян или одурманен наркотиками. Если бы лучше контролировал себя.
В данном случае он мог вообразить разные мотивы. В его голове смутно что-то прорисовывалось, чисто гипотетическое. Причина была не серьезная, совсем нет. Похоже, просто кто-то вышел из себя. Да. Конечно, если только не… Но говорить еще рано. Надо разузнать побольше.
Теперь он знал, где они могут отыскать, вероятно, достаточно много. Ключ ко всему делу.
Когда Мендоса отправился туда с Паллисером в качестве свидетеля, ему пришло в голову, что им здесь здорово повезло. Если бы они опоздали хотя бы на один день… Говорят, она умирает.
Может быть, это уже произошло. Надо выяснить, что за тупоголовый недоучка разговаривал с ней, задавал обычные идиотские вопросы и не заметил чего-то важного. Наверняка, что-то она сказала…
Он надеялся, что еще не поздно.
ЧАСТЬ 20
— Маленькая дурочка, — говорила женщина на больничной койке. — Она не умела… оценивать людей. Вы понимаете… о чем я говорю. Она принимала… слова и внешность за чистую монету. Кот и то… лучше разбирался в людях… Насчет кота — глупость. Тогда у нее была хорошая работа — у Маллоу и Вудис. Большая фабрика одежды, она работала… на обрезочной машине, получала восемьдесят в неделю… этот брак. И потом… он исчез, взял половину ее денег… Говорила… всегда хотела чистокровного персидского кота… отдала за него пятьдесят пять долларов, он был ужасно милым котенком… Что?… Это амулет с ее браслета… да, я знаю, — она хотела его. Я… купила… для нее. В позапрошлое Рождество. Она показала мне… у нее был большой ювелирный каталог… ей захотелось… я скопила денег… я тогда еще работала… и купила для нее… Он стоил тридцать семь пятьдесят плюс налог…
— Вам нельзя утомляться, моя дорогая, — сказала сиделка. Она обеспокоенно взглянула на Мендосу и Паллисера. В двадцатиместной палате эта кровать была отгорожена ширмами.
Взгляд Женевьев Уолкер остановился на белых ширмах.
— Не имеет значения, правда? Может, не… много времени осталось, и все, чем я могу помочь… все, что могу им рассказать… Чтобы помочь им его поймать. Поймайте его — хорошо?.. Пожалуйста, пообещайте мне. Не надо ширм, сестра. Совсем не надо. Из-за них я чувствую себя… запертой. Я еще буду… запертой… достаточно долго. Уже скоро.
— Хорошо, моя дорогая. Хотите пить?
— Спасибо… Не разбиралась в людях. Я думаю… ну, все баловали ее. Такая милая… и добрая… и всегда смеется. Ей, мне кажется, всегда не хватало здравого смысла… Она читала дрянные сказки, Настоящие Романы. Я говорила ей, что он плохой. Она не слушала… Просто потому, что он красивый… конечно, ей было только девятнадцать. Только девятнадцать… Зачем он лгал ей — я это узнала почти наверняка… Простите, я попытаюсь… четко сказать. Я должна. Уайтсвилл, Канзас, — сказала она очень ясно. — Вот он откуда. И я уверена… есть причина скрываться. Мы не так приехали… когда тетя Фло умерла, она оставила мне дом… — Она замолчала, тяжело дыша.
— Не надо так волноваться, успокойтесь, — сказала сиделка.
Это была та самая молодая мулатка, которая позвонила в полицию. Девушка предупредила, чтобы они не волновали мисс Уолкер.
— Знаете, она очень слаба, и это страшное известие… Думаю, она даже может не выдержать. Я понимаю, вам надо ее поспрашивать, но старшая сестра говорит, что лучше мне побыть рядом.