Михаил медленно кивнул. Вжался лицом в локоть. Не слёзы, нет. Просто глаза, сухие и горячие, словно песком осыпало. Стёр — вроде полегче стало. Прерывистое дыхание сбоку привлекло внимание. Обернулся. Магура, стоящая между людьми и заслоном, тяжело поводя боками, упиралась в стену руками-лапами. Исполосованное в схватке тело сочилось и дрожало. Ещё секунда и стерва свалилась на колени. Опёрлась о пол. Помотала головой, словно вытряхивая боль и страх. Свалилась на локти и сжалась, нелепо разбросав крылья, сразу переставшие казаться сильными, гибкими и изящными. Приподняла голову и протяжно застонала. Близстоящие стервы устало подтянулись к товарке, прижались, поддерживая. Кожа к коже, крылья к крыльям. Замурлыкали тихо, успокаивающе. Стояли и ждали, глядя на то, как закатываются глаза, как тише становится стон. Стояли, поддерживая, пока она не затихла и не обмякла. Когда отошли — осталась лежать фиолетовая глыба с заломленными крыльями. Словно скомканная салфетка, небрежно брошенная на стол спешащим клиентом.
— Время, — снова тихим колокольчиком напомнила Стратим, опустив ладонь на плечо.
Михаил поднялся. Мир пошёл радужными разводами среди наплывающего тумана. Не в первый раз жар сконцентрировался под рёбрами и тугим клубком пополз наверх. Михаил стиснул зубы, подавляя боль.
— Кирпич, несёшь Зуброва. Родимец — на подхвате. Инквизитор — замыкающим.
— Кто? — выдохнул Степан, откидываясь.
— Ну, не святым же батюшкой тебя называть! — хмуро отозвался Михаил, про себя чертыхнувшись оговорке.
Полынцев криво усмехнулся и, подхватив с пола катану, поднялся.
Кирпич, с помощью друзей, принял на плечи Зуброва. Михаила передёрнуло от тихого стона. «Ничего, Юр, ничего… Выберемся! Обязательно выберемся! Я ещё на твоей свадьбе гулять буду… Все выберемся! Обещаю», — стиснул Медведев зубы. Пьяное шатание мира перед глазами и дрожь в руках — не в счёт. До цели три шага. До смерти идти не надо. Как всегда, как в любой дороге — достаточно просто остановится и устало сесть, чтобы сдохнуть. Смерть — дама не гордая, она и сама прибежит. Оглядел поредевший отряд. Стратим. Два Сирина. Пять магур. Яромир. Шестеро «щитов». Полынцев. Маугли. Родимец. Кирпич. Юрка. И сам.
— Яр, готов?
— Пять секунд!
Тэра спешно тасовали патроны.
— Куда дальше, девонька?
Он посмотрел на хрупкую чёрную фигурку и вдруг понял, что за прошедший день что-то изменилось. То ли сама Королева стала острее и тоньше, то ли странное чувство близости появилось. Бывшая чем-то мистическим и чужеродным, она стала понятнее с того момента, как перестала казаться непобедимой и опасной.
— Туда же, — указала Стратим назад.
— Обратно?!
— Нет. Когда поднимется заслон, мы окажемся в Цветочном Зале. Перед троном Рарог.
— Магия? — кротко принял Михаил.
— Нет, — Стратим устало улыбнулась. — Лифт.
— Замечательно, — он преодолел себя и тоже попытался улыбнуться. Не получилось — только зло ощерился окровавленными губами. Повернулся к «щитам». Те уже были в сборе.
— Готовы. — Яромир пристроился рядом.
— Двигаем! — кивнул Королеве Михаил.
Стратим закрыла глаза, и каменная плита поползла вверх.
Глава 22
Феникс
Пряный ветер ударил в лицо. Медовый, ласковый запах трав и душистых плодов укутал душным одеялом. Засвербело ноздри, и от желания вздоха заломило под рёбрами, снова жаром потянулось к горлу. Брюшина напряглась, подтягиваясь почти под грудину. Михаил с трудом подавил кашель.
Синее небо с несущимися вдаль тёмно-сиреневыми тучами при рассмотрении оказалось иллюзией. Так же, как и колонны, уходящие в него. И яшмовый пол. И малахитовые стены. И ступенчатая пирамида с водружённым троном. Реальность же являлась в образе десятков магур, выстроенных строгими рядами, пестрых Сиринов над ними, шеренги Гамаюнов у подножья пирамиды, Алконостов возле престола и человека на нём. Пугающая недвижимость и тишина.
Михаил бросил короткий взгляд на своих. Впереди — Стратим, её Сирины и магуры. Яромир и Полынцев рядом, дальше с боков — тэра. За спинами, в кольце, раненые. Во все стороны — стволы и клинки.
— Я, может, чего не понимаю… Но на Королеву-Мать это мало похоже, — угрюмо сплюнул Михаил, держа под прицелом приоритетный объект.
Стратим обернулась. Глаза потерянные, в лице боль.
— Это Феникс, — звякнул тихий колокольчик. — Отец.
Медведев шумно вдохнул. Дыхание перехватило.
Понимание того, что сам вскоре станешь таким, просто вышибло на миг рассудочность и силу. Он, как и многие, хотел дожить до старости и умереть в своей постели, в своими руками отстроенном доме, в окружении родных и близких, но был готов, при надобности, помереть и в поле, среди друзей или просто зная, что смерть не доберётся до них именно благодаря его, пусть маленькой, но победе. И, когда мысль натыкалась на возможность провести последнее время жизни в параличе или безумстве, силы духа пасовали, подталкивая к спасительной идее эвтаназии или суицида.