— Стоян Тихий, Ведущий «мечей» Ростислава-Сокола.
— Рад, — коротко ответил Михаил. — Откуда вы здесь? Все же порталы перекрыты!
— Мы — оттуда, — Стоян головой указал на вход с развороченной стеной. — Юрий-Чудотворец пробил новый туннель. Всего в полутора километрах от Гнезда. Дошли быстро…
— Что тут происходит?
— Происходит не-пойми-что. В самом разгаре. Если поднимешься сейчас, то ничего не упустишь.
Михаил не стал медлить. Перевернулся на бок, на живот, подтянул под себя ноги, начал разгибаться. Стоян с интересом наблюдал за его слабыми ещё движениями, однако помогать не спешил. Михаил поднялся, под полный вздох ощутил, как жаром заполняет грудную клетку. Прислушался к себе — очаг пылал, опаляя рёбра, но кашель так и не появился.
Огромный тронный зал оказался заполнен почти до отказа. Ближе всего находились «мечи». Тэра держали оборону вокруг оставшихся в живых людей и нескольких тел, которые, видимо, успели принести в кольцо. Это радовало. Оставлять своих мёртвых врагам — бесчестье равное трусости. Дальше, возле тронной пирамиды, оказавшейся монолитом чёрного камня, находились стервы, — рядовые и старшие. Ряды магур, Сиринов, Алконостов. Стратим стояла с поникшей головой на первой ступени пирамиды в окружении двух сестёр, равных ей, но одетых в красные одежды, облегающие фигуры. За ними высились тощие мумии горгоний. И выше, возле опрокинутого трона… Кинув взгляд, Михаил прикусил губу — отвести глаза не нашлось сил.
Прекрасная птицедева смотрела на него глазами восхищения и безграничного доверия. В первую очередь выделились именно глаза — огромные, как озёра, влажно-блестящие, живые. И только потом Михаил смог увидеть лицо и разглядеть тело. Платье — не платье, шлейф — не шлейф, а какая-то путаница снежно-искрящейся прозрачной ткани обволакивала её. Вроде и одета, но при малейшем движении свет «солнышек» проникал за взбитое облако чудесного материала, обнажая и расцвечивая совершенную фигуру. Тело богини, королевы, блаженства, воплощённого в плоть. Всё, что хотелось, — это прикасаться, сливаться, каждой клеткой кожи, соединяться дыханием. Он не просто вожделел её, он хотел просыпаться рядом, дышать с ней в такт, делиться теплом в самую холодную ночь, дожить до старости, всё также нежно подавая её руку на вечерней прогулке и умереть на её коленях, когда настанет срок. Внезапно накатившее желание прожить с единственной женщиной всю жизнь, всю без остатка, потрясло его. Ему оказалась нужна только она…
…Она стояла, такая нежная и хрупкая в своём любимом лиловом платье, зябко куталась в накинутый на острые плечи плащик и теребила букетик сирени, сорванной рядом, в городском саду. Она с волнением смотрела на часики, добротную «чайку», подаренную им на заре отношений, притоптывала ножками в излишне лёгких для осени туфельках в тон платью и заглядывала в окна подходящим машинам. Она покусывала мягко очерченные губы под розовой помадой, поправляла локоны, которые нещадно трепал ветер, сбивая с таким трудом собранную причёску. И, возможно, неосознанно прикасалась горячей ладонью к чуть-чуть округлившемуся животику…
— Наташа!
Окно в сизых разводах дёрнулось, когда дежурный «ПАЗ» встал на остановке. Она, не скрывая слёз, счастливо засмеялась и бросилась навстречу, ещё легко и свободно, но уже со странной бережливой грацией, доступной только самым счастливым женщинам. Будущим мамам.
— Наташка! Наташенька! — зашептал он горячечно, вырываясь из пут ремня безопасности. Дурацкая система никак не хотела отпускать, клавиша вдавливалась, а замок всё также жёстко держал широкие стропы. Он рванул лямку, надеясь порвать.
— Уймись, Отец! Это морок! Уймись! Не она это! Не она, слышишь?! — шептал водитель, странно кривясь, и корявыми, но сильными руками пытаясь удержать его на кресле.
— Наташка! Я сейчас! Я уже иду! Я вернулся! — бешено рвался он, отталкивая водителя и пытаясь порвать ремень.
Она протягивала ему сирень, она шла, словно плыла, словно входила в него через глаза, жаркое дыхание и влажные поры. Она заполняла его ночным лепетом под короткие вздохи, под стиснутые мокрые простыни и жаркие прикосновения тел.
— Стой же ты!
— Отец!
Колокольчик? Звон выпавших монеток?
Он удивлённо обернулся. Рядом с остановкой стояла девушка. Чёрная куртка над обтягивающими джинсами, стопка учебников в одной руке и маленький трёхцветный котёнок в другой. Девушка смотрела, закусив губу. Во взгляде плескалось целое невыплаканное море. И чем-то неуловимым, неясным она казалась хорошо знакомой, даже родной. Такой родной, что с радостью бы назвал сейчас сестрой или подругой… Только вот никак не мог вспомнить — кто же?