- Взойдет, как миленькое! – стальная рука резко дернула мои поводья, и лошадь остановилась, как вкопанная. – Куда это вы собрались, Горуа? Хотите сбежать от меня?
Он смотрел пристально и ласково, глаза в глаза, и заходящее над рекой солнце позолотило его щеки, словно теплый речной песок и заиграло на его губах алыми бабочками.
- Простите меня, mon chere, - граф Монсегюр выпустил поводья и, минуту помедлив, вдруг легко и изящно, одним быстрым грациозным движением, перескочил на шею моей лошади, как это когда-то любил делать я.
- Простите меня, Горуа. Я вовсе не думал, как вы это выразились, испытывать вас. Мне действительно интересно было узнать, как вы отнесетесь к тому, если моя «неземная красота» (он скорчил мину) будет слегка подпорчена.
Аромат сирени, как вино, кружил голову. Мгновение – и мои губы оказались на его губах, а мои руки – на его бедрах.
- Проклятая ряса, - прошептал я, наткнувшись пальцами на грубое монастырское сукно. Куда было проще, когда на нем были рубашка и брюки.
Я попытался расстегнуть сутану, но тут же, чертыхаясь, запутался в подоле.
- Да, mon chere, по-видимому, вам не часто приходилось раздевать священников, - рассмеялся граф, с любопытством наблюдая за моими усилиями.
- Да уж, бог миловал!..
Не справившись с рясой, я поступил кардинально: я схватил ее за ворот и разорвал сверху донизу, словно капустный лист.
- Легче, легче, Горуа! Такое ощущение, что вы не видели меня не два дня, а два года!
Бедная лошадь, растревоженная нашей возней, неожиданно взбрыкнула, и мы, потеряв равновесие, с криками и смехом рухнули вниз.
А дальше… Дальше наши губы превратились в огонь, а руки – в крылья.
- Александр, мы улетаем?
- Да, мой викинг. Не смотрите на землю, она далеко внизу. Сейчас есть только мы с вами – вы, я и наша любовь.
========== Глава 24 ==========
…Уже совсем стемнело, когда он осторожно попытался привести меня в чувства.
- Горуа, слышите, Горуа…
- Не слышу, и не хочу ничего слышать. Я никуда не отпущу вас – эта ночь наша!
- Я не возражаю, - он крепко взял меня за плечи и посмотрел в глаза – взглядом долгим, как самый долгий поцелуй. – Я ничего не имею против, только давайте потерпим до замка. Мы ведь не одни. Вы, я вижу, совсем забыли о наших спутниках.
- О, черт! – я и вправду забыл обо всем на свете в тот момент, когда к нему прикоснулся. – Кстати, где они?
- В овраге, за речкой. Я сказал, чтобы они сделали привал и позаботились об ужине. Я сказал, что нам нужно побыть наедине и поехал за вами – вы неслись так, будто за вами гнались черти.
- И что они? – я покраснел и закрыл руками пылающее лицо.
Однако граф нисколько не смутился и с легкой насмешкой смотрел на меня.
- Они сказали, что подождут нас. Виктор обещал подстрелить какую-нибудь дичь на ужин. Поедемте сейчас к ним - не стоит злоупотреблять терпением наших друзей.
- Да-да! – рассмеялся я. – Иначе они порвут меня в клочья, как я - вашу сутану.
- Вот именно. Кстати, о сутане, - он отыскал в траве и скептически посмотрел на то, что еще недавно представляло собой одеяние его высокопреосвященства. – И что мне теперь со всем этим делать? (Я снова покраснел и виновато потупился.) Было бы, конечно, справедливым забрать у вас штаны, но я не изверг. Дайте мне ваш ремень – попытаюсь сделать что-то вроде арабо-китайского халата.
Он плотно запахнул рясу и перетянул ремнем талию.
Я прыснул от смеха – зрелище было, если не неприличным, то уж комичным, это точно.
- Подождите, Горуа, я с вами ночью рассчитаюсь, - с невозмутимым видом заявил он, садясь на лошадь.
- Жду с нетерпением! – продолжал хохотать я. – Ну, просто-таки весь трепещу в ожидании вашей мести!
Он пожал плечами и, не вступая более со мной в пререкания, погнал лошадь к оврагу. В темноте его развевающаяся черная ряса напоминала крылья одинокой ночной птицы.
Костер был виден издалека. Аппетитно пахло жареным мясом – Виктор д*Обиньи заколол молодого кабанчика, которого уже сняли с вертела и разделывали женщины.
Флер лежала под кустом и, млея от удовольствия, обсасывала кабанью голову и хвост.
- Вы как раз вовремя, монсеньор – мясо готово, - Домиан подбросил сучья в костер и подвинулся, давая нам место.
Конечно же, все увидели беспорядок в одежде монсеньора, но дружно сделали вид, что ничего не заметили. Только д*Обиньи выкатил глаза и буркнул в усы что-то неразборчивое.
Покончив с ужином, граф сделал знак, что хочет говорить.
- Ну что ж, дамы и г-да, - он медленно обвел взглядом всю компанию, - время позднее, и нам, я думаю, пора расстаться. Эта развилка ведет прямо через лес к водопаду. Через пару часов вы будете дома. Спасибо, Домиан. Спасибо, Мадлен. Спасибо, Зингарелла. Да-да, не опускай глаза, я говорю искренне. Я не простил и никогда не прощу тебе того, что ты сделала, но я обязан жизнью и свободой в равной степени всем, здесь присутствующим – в том числе и тебе. Еще раз спасибо – я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.
- Но, монсеньор!
Домиан быстро переглянулся с женщинами, те едва заметно кивнули.
- Сир! – Домиан встал. – Я обращаюсь к вам сейчас не как к графу Монсегюр, а как к богу-императору, в руки которого отдана власть над этим миром. Все мы знаем, что со дня на день будет война – страшная и беспощадная, в которой вы будете сражаться на нашей стороне, на стороне людей. Позвольте же и нам внести свою лепту в общее дело! Позвольте остаться с вами и помогать вам всем, чем только сможем. Мы – не всевидящи и далеко не всесильны, но мы опытные и сильные маги. Я клянусь, что, если вы позволите нам быть вместе с вами и на вашей стороне, вы ни о чем не пожалеете. Даже крошечная блоха способна заставить дикую собаку выть от боли и кататься по земле.
Магистр задумчиво посмотрел в глаза молодому магу. Затем посмотрел на женщин.
- Вы уверены, что и вправду хотите этого? При всем своем желании я не могу гарантировать вам, что вы останетесь живы.
- Нам не нужно никаких гарантий, - усмехнулась Мадлен. – Мы знаем, на что идем.
- Позвольте еще один вопрос, дорогие маги, - монсеньор сложил “шалашом” свои жемчужные ладони, к которым жадно льнуло и тянулось пламя костра. – Вы делаете это ради нашего общего будущего, ради мира и людей, или все-таки ради того, чтобы быть со мной?
Все трое сильно смутились и отвели глаза.
- Понятно, - усмехнулся монсеньор. – Ну, а если бы я, предположим, выбрал иной путь и остался с Высшими, чью сторону вы приняли бы тогда?
Женщины покраснели и замялись. А Домиан вдруг, сложив перед собой ладони на манер магистра, сказал с едва заметной насмешкой:
- Вы – ужасный максималист, монсеньор. Везде-то вы желаете расставить точки – даже там, где подразумевается многоточие. Зачем?.. Да, мы, люди – слабы, мы поддаемся страстям, и голос сердца подчас заглушает в нас чувство долга. Но в данной ситуации и то, и другое удивительным образом совпало. А вы вместо того, чтобы радоваться такой удаче, зачем-то мучаете себя вопросами «либо-либо». Мы – с вами и на вашей стороне, а, поскольку вы защищаете людей, значит, и нам не придется предавать самих себя.
Граф рассмеялся, и глаза его потеплели.
- Вы – прирожденный дипломат, Домиан. Я очень люблю и ценю людей вашего склада. Пожалуй, я сделаю вас своим секретарем. И не нужно бросать на меня такие зверские взгляды, Горуа – я с вами еще не рассчитался, сами знаете за что. Хорошо, маг, и вы, дамы. Раз вы так решили – прошу быть почетными гостями в моем замке.
Виктор потушил костер, Флер прикопала остатки кабаньей туши, мы сели на лошадей и, миновав лесную развилку, поехали по дороге к замку.
Домой мы добрались около полуночи.
Монсеньор попросил д*Обиньи отвести гостей в приготовленные для них комнаты и выставить усиленные посты вокруг замка.