Монсеньор улыбнулся и, чуть помедлив, сел на траву.
- Забавно, - сказал он, глядя на герцога с иронией и еще чем-то – с какой-то едва уловимой теплотой и приязнью. – Считайте, что Горуа согласен.
- Но, - возмущенно начал было я.
Мой друг посмотрел на меня: взгляд его был чист и ясен, и блистал, словно сталь на солнце.
- Воин должен уметь проявлять благородство и щедрость души, Горуа. Без этого он не воин, а варвар.
Я поморщился, но ни слова не возразив, сел у ручья чуть поодаль.
- Слушаюсь, монсеньор.
- Вот и хорошо.
Герцог ловко перевернулся и в мгновение ока примостился у ног монсеньора, положив голову к нему на колени. Теперь со стороны они выглядели, как любовники.
- Вот так вот, - его высочество уверенно, как само собой разумеющееся, прижался щекой к колену графа, наслаждаясь его близостью. – Ради этого мгновения, пожалуй, стоило 30 лет отравлять существование себе и другим. Прикоснитесь к моей щеке, сир, дайте руку… Ну, пожалуйста, что вам стоит? Это же вас абсолютно ни к чему не обязывает.
Граф, немного помедлив, исполнил его просьбу.
Я, завороженный этой странной игрой, тоже не стал им мешать.
- Теперь я счастлив! – на мгновение лицо принца вновь исказилось, как от сильной душевной боли, однако уже через минуту он улыбнулся – светло и задумчиво, как после молитвы. – Пожалуй, вот так вот можно и умереть, совершенно не заметив самой смерти. Запах сирени сильнее тлена.
- Что вы хотели мне сказать, ваше высочество? – очень тихо, не отнимая руки от пылающего лица молодого человека, спросил монсеньор.
Герцог снова мечтательно смежил веки.
- А разве обязательно говорить что-то? Представим, что мы любовники. Мы только что были близки, и теперь я с благодарностью целую ваши руки (он осторожно коснулся губами ладони монсеньора – тот вздрогнул, но не убрал руки). Я все время вспоминаю ваш рассказ о пирамидах – людям действительно свойственно все усложнять. Да и не только людям. Если перед нами два пути, мы всегда выберем тот, что опаснее и сложнее. Почему? Мы боимся простоты. В ней нам мерещатся ловушки, какие-то нами же выдуманные обманы и хитросплетения. Вот и я, граф. Я шел к вашему сердцу 10 лет какими-то тайными, извращенными путями, я блуждал в потемках собственных фантазий, я наслаждался то своими сомнениями, то своей дерзостью – вместо того, чтобы… Ах, да что там говорить! Теперь время упущено.
Он немного помолчал, а затем перевернул руку монсеньора ладонью вверх.
- У вас удивительные линии судьбы, граф. Никогда таких не встречал. Впрочем, оно и понятно – вы же ангел. И линия жизни у вас, должно быть, находится совсем не там, где у людей. Если вообще такая имеется.
- Вы – хиромант, принц? – улыбнулся магистр.
- Немного. Увлекался как-то в юности. Ах, да чем я только не увлекался во время своих путешествий – лишь бы заглушить тоску по вам, тому, кого я никогда не встречал, но кого желал и душой и телом. Послушайте, граф! (он снова перевернулся и сел рядом с моим другом плечо к плечу). Крестовый поход будет роковым для тамплиеров. Вам это известно?..
- Да, - великий магистр опустил глаза, будто что-то отыскивая или же что-то пытаясь разглядеть в густой траве. – Свою миссию хранителей тайны живого бога тамплиеры исполнили. Всемогущим они более не нужны.
- А что будет с вами?
Граф Монсегюр невозмутимо пожал плечами.
- То, о чем вы думаете. То, о чем, вы знаете, но боитесь себе признаться. Тех, кого не удается сломать – уничтожают. Тех, кто не выполняет своего предназначения – уничтожают. Тех, кто предает бессмертие богов ради того, чтобы лишнюю ночь послушать соловьев над рекой – уничтожают.
Герцог кивнул и придвинулся еще ближе, обхватив руками колени монсеньора.
- Я всегда ненавидел предателей, и сам их немало уничтожил своими руками, но вы не просто предатель. Вы – святой.
Монсеньор тихонько, с хрипотцой рассмеялся.
- В какой-то степени – да. Хотя моя святость связана более с землей, чем с небом. А насчет предательства, принц… Вы никогда не задумывались над тем, что каждый из нас хотя бы раз в жизни бывает предателем. Рано или поздно каждый человек встает перед выбором, и тогда ему непременно приходится предавать кого-то или что-то – убеждения, веру, мысли, друзей, родителей, себя или любимого человека. Предательство - неизменная обратная сторона нашего главного человеческого права – права выбора.
Герцог сильно побледнел и отвел глаза.
- Да, - медленно протянул он. – Не так давно я тоже стоял перед выбором. Я ведь мог обладать вами – тогда, в подвалах инквизиции. Никто мне этого не запрещал.
- Я знаю, - усмехнулся мой друг. – Ванда думала таким образом отомстить мне, унизив меня, и даже не поняла, что этой своей местью она попросту плюнула в собственную душу.
- У меня было право выбора, - глядя в глаза монсеньору, тихо повторил принц. – И я предал себя. Себя ради вас. Я предал свои желания, свою мечту о вас для того, чтобы не выглядеть в ваших глазах подлецом.
- А теперь что же – раскаиваетесь в этом? – прищурился граф.
- Не смейтесь! – герцог схватил его за плечи, но тут же, словно испугавшись своей смелости, отстранился. – Если вы раскаетесь и забудете свою клятву, данную на коронации, если вы не станете противиться воле Всемогущих и станете тем, кем должны были стать по решению Создателей, вы останетесь живы. Вы нужны им, они дорожат вами, как лучшим своим творением.
По лицу графа, словно темное облачко по белоснежному полю, пробежала тень.
- Вы пришли, чтобы уговаривать меня, принц? – мрачно обронил он. – Вопрос закрыт.
- Нет, не говорите ничего! Пожалуйста, помолчите. У меня есть шанс спасти вас. Пусть не большой, но все-таки шанс. И я им воспользуюсь. Если вы сами не желаете себя спасать, то об этом должен позаботиться кто-то другой, например, человек, который…
- Который? – глядя в сторону, тихо протянул граф.
- Который вас любит, - медленно, словно глотая алмаз, прошептал принц.
- Если вы меня любите, - великий магистр опустил глаза так, что тень от ресниц почти до половины закрыла бледный хрусталь его лица, - если вы меня любите, бросайте все и – прямо сейчас поедемте в мой замок. Я сделаю вас главнокомандующим вместо д*Обиньи, и вы завтра вместо того, чтобы возглавить крестовый поход против меня, будете сражаться на моей стороне. Ну как – идет?..
Герцог несколько раз яростно ударил кулаком в землю.
- Ну, что вам далось это сражение, граф!.. Ну что вы вцепились в этих своих людишек, словно глупая собака в кость!.. Вы, Прекрасный, Неповторимый и Совершенный, чье одно только имя вызывает сладкие грезы у женщин и заставляет отчаянно биться сердца мужчин?! Вы посланы в этот мир не для войны, а для Созидания и Реконструкции. Вы здесь для того, чтобы показать людям путь к Совершенству и Наслаждению.
- Какому Совершенству, принц? – глаза графа жестко блеснули, а в голосе послышался металл. – Совершенству какого мира? Во время путешествия по внешним мирам я был в долине эвенков – это такой народ с планеты созвездия Лебедя. Эти люди создали города и цивилизации, равных которым нет, и не было во Вселенной!.. Их религия проста, даже в какой-то степени примитивна – они поклоняются своему Солнцу, как источнику жизни, и по традиции каждое утро с первым лучом Солнца верховный жрец перерезает горло 10-ти новорожденным младенцам. Так они воздают дань Солнцу за жизни, им подаренные. И они, между прочим, искренне и от души считают свою религию совершенной!
Он тихо и горько рассмеялся. Герцог едва заметно вздрогнул.
- Я понимаю. Я слишком мало знаю по сравнению с вами, ангелами. Есть вещи, которых я не понимаю, но сир, Единственный, Прекрасный и Любимый… Да-да, не смейтесь. Я знаю, что вы мне не верите, но, если измерять любовь в желании или нежелании пойти ради того, кого любишь, на все, даже на бесчестие, позор и преступление, то…
- Это не любовь, ваше высочество, - резко бросил граф. – Это одержимость. То же самое можно сказать о бесноватых – они идут на все, послушные своим демонам. Любовь и преступление не совместимы. Пусть даже неразделенная любовь.