Однако не все военные, находившиеся тогда в замке, согласились сдаться русским. Один артиллерийский прапорщик, штык-юнкер и несколько солдат остались в замке, не объявив никому, что тайно решились на отчаянный шаг.
За военными, которые сдавались в плен, шла толпа жителей с детьми и слугами. Впереди шел препозит Глюк с семьёй и прислугой. Пастор знал, что грозный русский царь ценит людей, посвятивших себя науке, и думает о просвещении своих подданных. Глюк взял с собою перевод Библии на русский язык и представил его Шереметеву. Фельдмаршал принял его ласково и понял, что этот пленник может пригодиться государю в деле воспитания русского общества.
Так в русский плен попали Глюк с семьей, учитель его детей Иоганн Вурм и бывшая их нянька Марта Рабе, потерявшая мужа и свою свободу. Шереметев раздал пленных своим военачальникам. Марта Рабе досталась полковнику Балку, который определил ее стирать белье солдатам вместе с другими пленными женщинами.
Вскоре Шереметев заметил Марту и взял от Балка себе. По другой версии, когда к Шереметеву явился Глюк с семьей, русский фельдмаршал сразу заметил Марту, поразился ее красотою и спросил Глюка:
– Что это у него за женщина?
– Это бедная сирота! – сказал пастор. – Я взял ее ребенком и содержал до совершеннолетия, а недавно выдал замуж за шведского драгуна.
– Это не мешает! – сказал Шереметев. – Она у меня останется. А вы все прочие отправитесь в Москву.
Фельдмаршал якобы приказал достать у жены одного из своих офицеров приличное платье и одеть пленницу. Она села за стол обедать с другими, и во время этого обеда раздался оглушительный взрыв. Это погиб в развалинах Мариенбургский замок.
Фактом остается то, что сразу после прибытия Глюка в русский лагерь Марта была оставлена Шереметевым или, доставшись прежде Балку, после этого была взята фельдмаршалом, а Мариенбург погиб через несколько часов после того, как гарнизон и жители города сдались победителям.
Артиллерийский прапорщик Вульф с солдатами вошли в ту палату, «где был порох и ручные ядра, и сам себя и с теми, кто был с ним, порох зажег и много с собою народу погубил». «Едва Бог спас и нас! – написал в своем донесении Шереметев. – Слава всемогущему Богу, что нас мост ближе не допустил: был сожжен! А если бы не мост, много бы нас погибло; и того жаль: что не было какой рухляди, все пропало, хлеба одного было ржи 1500 пуд и прочего, магазины сколько пожег! И взятые (в плен), того проклятого клянут».
Говорят, что Вульф, решившись на отчаянный поступок, открыл свой умысел Глюку и дал ему совет спастись, а Глюк, узнав о его намерениях, убедил и словом и примером других жителей выйти из замка и отдаться на милосердие победителя.
Шереметев затруднялся тогда с таким обилием пленных. «Прибыло мне печали, – писал он Петру, – где мне деть взятый полон. Тюрьмы полны и по начальным людям везде, опасно того, что люди такие сердитые! Тебе известно, сколько уже они причин сделали, себя не жалея; чтобы какие хитрости не учинили: пороху бы в погребах не зажгли, также и от тесноты не почали бы мереть, также и денег на корм много исходит. А провожатых до Москвы одного полка мало».
Однако царь Пётр дорожил не только немцами, но также чухнами и латышами. Ливонские туземцы, хотя и представлялись в глазах европейцев необразованными, были не менее культурны тогдашних народов в России. Из ста семей, отправленных Шереметевым в Россию из-под Мариенбурга, было до четырехсот душ, которые, по данным Шереметева, «умеют оные топором, оные иные художники для Азовской посылки годятся».
Шереметев отправлял всех пленных в августе 1702 года в Москву в распоряжение Тихона Никитича Стрешнева. Вместе с другими был отправлен в Москву и Глюк. Петру было знакомо имя Глюка, и он был доволен, что в его власти находился человек, способный, хотя бы и против собственной воли, приносить пользу русскому народу.
В Москве пастор был помещен в Немецкой слободе. 4 марта 1703 года царь по указу пожаловал ему годичного содержания три тысячи рублей и повелел открыть в Москве школу для детей разночинцев, предоставляя выбор учителей по разным предметам преподавания на его усмотрение.
Глюк набрал шестерых, чтобы преподавать в новой школе философию, географию, риторику, языки латинский, французский и немецкий, а также начала греческого и еврейского. Учителя были немцами, за исключением двух французов. Сам Глюк, основательно изучивший русский язык, занялся составлением руководств и переводов.