Пользуясь таким значительным влиянием на супруга, Екатерине, казалось бы, легко было стать ангелом-хранителем и для многих – заступницей несчастных, настигнутых царским гневом. Но Екатерина, от природы одаренная большим женским тактом, не злоупотребляла этим и позволяла себе обращаться к Петру с заступничествами только тогда, когда замечала, что ее заступничество не только не будет отвергнуто, но и понравится царю.
Но иногда, при всем своем житейском благоразумии, она ошибалась. В этом случае, получив отказ, она не смела повторять свою просьбу и не давала супругу заметить своего неудовольствия. Наоборот, она спешила выказать полное равнодушие к судьбе виновного, за которого пыталась просить, и признавала безусловно справедливым решение Петра.
Еще одна её добродетель заключалась в том, что Екатерина старалась думать обо всем, как думал Петр, интересоваться тем, чем интересовался он, любить то, что он любил, шутить над тем, над чем шутил он, и ненавидеть то, что он ненавидел. Екатерина полностью «растворилась» в супруге, у нее не осталось самобытной личности: до такой степени она подчинила себя во всем воле Петра. Но в ответ он также обращается с нею не так, как деспот с рабыней, а как властитель со своим лучшим и верным другом.
В это время бесхарактерный и ничтожный, но упрямый и своевольный царевич Алексей, убежавший от отца в Вену, в разговоре с имперским канцлером указывал на Екатерину как на главного своего врага и приписывал злому влиянию мачехи нерасположение к себе родителя. Однако он же, вернувшись в отечество, валялся в ногах у Екатерины и умолял её о заступничестве перед царем.
Когда царевича Алексея не стало, потомки Екатерины оказались в выигрыше от его смерти, что, естественно, вызывает подозрение, будто Екатерина была довольна трагической судьбой пасынка как конкурента на престол. Но свидетельств, подтверждающих это подозрение, не существует.
5 февраля 1722 года Пётр I издал закон о престолонаследии, который определил право царствующего государя назначать себе преемника, руководствуясь только своей волей. Поэтому дети Алексея Петровича уже не имели права на престол по своему первородству, а Екатерина была еще молода и могла произвести на свет ребенка мужеского пола, которому Пётр мог бы передать свой престол по завещанию. Если бы Екатерина даже не родила сына, то Пётр мог решить вопрос о наследнике как угодно.
15 ноября 1723 года он издал манифест о том, что его супруга и государыня Екатерина Алексеевна «во всех его трудах помощница была и во многих воинских действиях, отложа женскую немочь, волею с ним присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской кампании с турки, почитай отчаянном времени, как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей армии, а от нее, несомненно, и всему государству».
Пётр учредил особый отряд телохранителей – роту кавалергардов из шестидесяти дворян. Капитаном этой роты был сам государь, а капитан-лейтенантом – генерал-лейтенант и генерал-прокурор Ягужинский. Эта рота впервые сопровождала Екатерину в день коронации.
Трое суток перед торжеством Екатерина соблюдала строгий пост и молилась. Это нужно было для того, чтоб русский народ поверил в её преданность православию и она получила право царствовать и управлять государством самодержавно. Обряд коронования совершился 7 мая в Успенском соборе с церемониями по церковному чину как при царских венчаниях.
Дело Монса
В 1724 году случилось событие, которое ряд иностранцев расценил как возможный разлад между царственными супругами. Дело было в том, что у Екатерины был правитель канцелярии, заведовавший делами в её имениях, – Вильям Монс, родной брат Анны Монс, бывшей любовницы Петра. Пётр приревновал его к своей супруге, но придрался к нему за злоупотребления в управлении её делами и осудил на смерть.
Екатерина попыталась было просить о помиловании осужденного, но Пётр пришел в такую ярость, что разбил вдребезги богатое зеркало и сказал: «Эта вещь составляла лучшее украшение моего дворца, а я вот захотел и уничтожил ее!»
Этим Пётр показал Екатерине, что она должна была ясно понять, что царь, вознесший ее на такую высоту, может свергнуть её и поступить с ней так, как поступил с драгоценным зеркалом. На это Екатерина с обычным спокойствием кротко сказала в ответ только то, что могла сказать: «Разве дворец ваш лучше стал от этого?»
Монса казнили, а его голову выставили публике напоказ на вершине столба. После этого Пётр специально проехал вместе с Екатериной в коляске мимо этого столба, наблюдая, как она прореагирует на ситуацию. Но Екатерина, умевшая владеть собой, была спокойна и только сказала: «Как грустно, что у придворных может быть столько испорченности!»