— Ты не вправе выдвигать требования к примарху, — сказал Белат, глядя на Лютера, как на нечто, застрявшее в сточных фильтрах Ангеликасты. — Всем известно, что ты опозорил себя и поэтому был отослан на Калибан, но и тогда продолжал перечить своему господину. Кое-кто из нас помнит Зарамунд.
Гроссмейстер вновь удержался от ответа на издевку. Ему следовало оставаться выше этого. Речь шла не о Лютере и его верности, но о Калибане и его будущем. Личные оскорбления в таких условиях не имели значения, и их нужно было игнорировать.
— Я уверен, что не опорочил своей чести, как и все вы. Можно ли сказать то же самое о существе, которому мы приносили клятвы? — Обращаясь к легионерам, гроссмейстер боковым зрением заметил Захариила. Когда-то псайкер был самым преданным слугой примарха, но теперь все изменилось. — Может, нам спросить брата Немиила, чем Лев платит за верность?
Космодесантники судорожно вздохнули. Несомненно, по легиону расходились слухи о поступке Эль’Джонсона, причем правда в них искажалась в ту или иную сторону. Лютер взглянул на Белата:
— Ты ведь был свидетелем того, как Лев своей рукой сразил сына Калибана за грех несогласия?
Магистр капитула открыл рот, собираясь ответить, но гроссмейстер тут же повернулся к собравшимся, возвысил голос и продолжил. Шансы переубедить Белата быстро таяли, но это не должно было повлиять на намерения Лютера.
— Брат-искупитель Немиил, назначенный хранителем душ и умов наших братьев, представитель Самого Императора. — Гроссмейстер взглянул на Асмодея. — Да, мы знаем о капелланах и роспуске библиариумов. После Никеи к нам прибывали посланники с эдиктами Императора. Эдиктами, на которые даже Лев больше не обращает внимания. Но Немиил, в отличие от него, обладал могучей волей, непреклонной верностью и преданностью долгу. И он погиб, исполняя данную клятву, убитый рукой того же нетерпимого создания, что истребило всех своих противников на Калибане.
Лютер прервался и сделал глубокий вдох. Заговорив снова, он понизил голос:
— И разве не эта же рука изгнала меня и многих ваших братьев за мнимое прегрешение? Без всяких объяснений, без суда и предъявления улик. Льву даже не хватило совести открыто обвинить нас. Вас кормили недомолвками, слухами, наговорами. Никаких возражающих голосов. Никакого инакомыслия. Имперская Истина! — Гроссмейстер повернулся спиной к Белату и вышел из-за стола, чтобы по-товарищески поговорить с другими легионерами. Он вытянул перед собой руку ладонью вверх, другую прижал к груди. — Калибан закован в цепи, братья мои. Вы закованы в цепи.
— Ты также приносил клятвы Императору, — бросил сзади магистр капитула. — Ты отвергаешь власть Повелителя Человечества?
Еще один опасный участок, который нельзя обойти. Лютер задумчиво прижал палец к подбородку.
— Где был Император, когда Хорус восстал? Чем ответил Император, когда Его возлюбленный сын, Воитель, владыка владык, нарушил данную Империуму присягу? Призвал ли Он свой легион? Обратился ли Он к могучему Первому, как во времена Объединительных войн? Нет. — В зале не было космодесантников-терран, но великая история Темных Ангелов, включая легенды о I легионе, так глубоко укоренилась в их сознании, что многие недовольно покачивали головами. — Отправился ли Император в бой, взяв один из меньших легионов, сразил ли Он своей рукой заблудшего сына? Нет.
Гроссмейстер понимал, что слушатели уже догадались, к чему он ведет, но не собирался отказываться от решающего аргумента.
— Покидал ли Император Терру вообще?
Вот оно. Кое-кто из воинов тихо пробормотал ответ, немногие шевельнули губами, бессловесно повторяя его. Лютеру не требовалось говорить за них.
— Нет.
Рыцарю хотелось взглянуть в лицо Белату, но он наблюдал за остальными Темными Ангелами. Посмотрев на Захариила и его офицеров, гроссмейстер убедился, что они наготове. Воины поглядывали то на Лютера, то на других космодесантников.
Почувствовав, что слишком напряжен, гроссмейстер повел плечами и головой, после чего направился обратно к главному столу. По дороге он обернулся к Асмодею. Библиарий сидел, сложив пальцы «домиком» у нижней губы, и внимательно наблюдал за Лютером.
Хорошо.
Захариил слышал только половину из речи гроссмейстера. Ему приходилось изо всех сил напрягать волю, чтобы аккуратно удерживать свое сознание в разумах слушателей Лютера. Асмодей, видимо, пока что не замечал следов ауры мистика в мыслях прочих легионеров.
Псайкера изматывал не расход сил — родная планета подпитывала его энергией через разумы учеников, он просто направлял эти потоки. Усталость была вызвана необходимостью сдерживать свирепую мощь Калибана, контролировать ее, неторопливо вливать ее по капле в сознание тех, кто внимал гроссмейстеру, и действовать осторожно, чтобы скрыть происходящее от библиария.