Блок питания мертвым грузом повис на спине Фарита, но он снова подступил к неприятелю. Ноги шагателя не действовали, машина могла только крутить бронированным корпусом, стараясь уследить за целью. Избранный лейтенант внезапно метнулся в сторону, нырнул под клешню и рубанул топором по вращающемуся саркофагу. Силы Редлосса, сложенной с инерцией самого дредноута, хватило, чтобы расколоть оболочку над полуживым ветераном.
Лезвие вошло глубоко. Из прочного лона-гробницы хлынул фонтан крови и искусственной амниотической жидкости. Пилот забился в предсмертных судорогах, и дредноут рухнул навзничь, глубоко пробороздив пол клешней.
Фарит даже не взглянул на поверженную машину. Двое Пожирателей Миров обернулись к нему и выстрелили из пистолетов, но их болты превратились в облачка дыма на энергетическом щите Темного Ангела. Тот вновь бросился в атаку, не теряя ни секунды.
— Я не похож на вас, кровожадные дикари, — прорычал Редлосс через динамики доспеха. — Вы сдохнете быстро!
Глава 5:
Опускается тьма
Столицу планеты, Нуменцис, изменники разрушили первой. В самом начале вторжения они убили всех живших там мужчин, женщин, детей и животных. Теперь Нуменцис нельзя было назвать даже поселением, тем более столицей, и все же именно здесь Лев поднял свое знамя.
К нему стянулись мелкие группы уцелевших, которые услышали сообщения Темных Ангелов или были найдены их патрулями. За один оборот Зефата явились всего несколько сотен, самое большее — тысяча людей: дедушки и бабушки с внуками; дети, помогающие старшим; семьи и друзья; соседи, враждовавшие до войны.
После неописуемых зверств предателей зефатийцы имели полное право впасть в оцепенение, поддаться шоку. И все же, приходя в столицу, они не застывали в бескрайнем горе, но восхваляли Темных Ангелов и выкрикивали здравицы примарху.
Ольгин, которого не смутили ни костяные башни, ни заваленные трупами поля в окрестностях городов, ни тысячи замерзших тел в пустоте возле разрушенных орбитальных платформ, в тот момент едва не расчувствовался. Его поразили люди, благодарные просто за то, что им удалось выжить, когда погибли столь многие.
Обычно такие удивительные примеры неукротимости человеческого духа вызывали у легионера улыбку, но не теперь. Враги сожгли Зефат, уничтожили его системы обороны, сровняли с землей главные поселения. Невозможно было подсчитать, скольких людей они истребили, как много скелетов использовали в омерзительных колоннах Несущих Слово.
Похоже, неукротимость оказалась мертворожденным плодом упрямого отрицания.
Избранный лейтенант повидал много вещей, безусловно отвратительных, но всегда сохранял спокойствие. Убивая неприятелей в мирах, не приведенных к Согласию, Ольгин знал, что порой эти люди вынужденно идут на войну, повинуясь приказам непокорных господ и повелительниц. Такой была цена имперского единства, и смертями несчастных покупалось безопасное будущее для всего человечества.
Даже во время Трамасского крестового похода, где Повелители Ночи использовали мирное население как приманку в коварных ловушках, а Кёрз вырезал целые планеты, чтобы усмирить бунты в других местах, Ольгин еще верил, что сражается не просто так. Тогда он еще не осознал до конца суть мятежа, поднятого Хорусом.
Но сейчас истерзанные перепуганные зефатийцы благодарили Темного Ангела за то, что он прикончил существ, почти полностью загубивших жизнь на их планете. Такая признательность стала бы наградой для легионера, если бы он не замечал в глазах людей нечто, противоречащее облегчению, с которым они говорили. Всеобъемлющий страх. А кое у кого и бессловесное обвинение: «Это случилось из-за вас».
Не из-за Ольгина или Темных Ангелов. Из-за всех Легионес Астартес. Боги войны теперь превращали миры смертных в поля своих битв.
И ради чего? Во имя Императора?
Только не здесь, не в Империуме Секундус. Этими владениями правил Сангвиний, сотворил их Робаут Жил-лиман. Императора тут не было.
Воин держал такие мысли при себе. Заговори он о своих сомнениях, ничего хорошего не вышло бы. Ольгин командовал Крылом Смерти, братством славных ветеранов легиона, и от него требовалась полнейшая лояльность примарху. Поэтому офицер хранил в тайне свою боязнь узнать правду об Империуме Секундус, убедиться, что его существование — не просто ошибка, а обман. Поэтому он кивал, молча принимая слезные благодарности измученных беженцев. Поэтому он не соглашался с повелителем только в личных беседах и даже тогда воздерживался от чересчур острой критики.