— Я убежден, что мой господин император, отсылая моего повелителя, знал, что тот будет действовать особенно скрупулезно, — заявил Ольгин, подобрав самый приемлемый вариант ответа «Раньше надо было думать». — Иллирия нарушает Согласие. Мой повелитель приводит ее к Согласию. Не сомневаюсь, он осознает всю тяжесть потерь, но понимает, что цена неудачи окажется еще выше. Мы не можем допустить инакомыслия в новом Тронном мире Империума.
— Устроил бы твой повелитель такую бойню на Терре? — вмешался Долор. — Или на Калибане?
Избранный лейтенант посмотрел тетрарху в глаза.
— Да. — Он снова повернулся к лорду-хранителю. — Мне известно, что вы считаете, будто моим повелителем в погоне за Кёрзом руководит чувство мести, но самое важное для него — долг.
— Неужели? — Жиллиман беспокойно потер лоб. — Тогда почему под видом охраны наших границ он тайно преследовал Конрада по всем Пятистам Мирам? Вдруг забыл о долге?
— Он вырвал дюжину планет из хватки злобных сыновей Лоргара и Ангрона, — ответил Сангвиний, опередив Ольгина. — Поведение Льва вызывает тревогу, но в пути он не уклонялся от сражений.
— Здесь я переступил черту. — Робаут формально поклонился, признавая правоту императора. — Тем не менее очевидно, что стратегия лорда-защитника в Иллирии привела к обострению ситуации и это дало ему повод перейти к крайним мерам. Он использовал Крыло Ужаса.
— С моего разрешения, — напомнил Сангвиний и взглянул на Ольгина, затем на Долора.
Вероятно, регент хотел отослать легионеров перед тем, как продолжить дискуссию, но передумал.
— Знаю, ты считаешь, что я поступил опрометчиво, поручив это задание Льву. — Император резким взглядом и жестом остановил Жиллимана, попытавшегося возразить. — Будь любезен, не заставляй нас тратить время на споры. Ты думаешь, брат, и это правильно. Ты осмысляешь теоретическое и отслеживаешь практическое, оттачиваешь свои замыслы, пересматриваешь и перестраиваешь в голове все, что когда-либо создал. Если бы мы все вели себя так же осмотрительно, Галактика, возможно, не полыхала бы сейчас в гражданской войне.
Робаут принимал похвалы в молчании. Он слегка наморщил брови, словно ожидал неприятного продолжения, и не ошибся.
— Лев понимает, что Кёрз непредсказуем, и мы не можем даже представить себе его мотивы. — Отвернувшись, Ангел взглянул в одно из высоких окон, из которого струился тусклый солнечный свет. — Я говорил с Конрадом, смотрел ему в глаза. В Кёрзе осталось очень мало человечности, и он абсолютно, абсолютно безумен.
— Не понимаю, как это оправдывает сожжение Иллирии. Разве Конрад не жаждет именно таких смертей и разрушений?
— Так все закончится быстро, брат, — твердо ответил император, вновь оборачиваясь к Жиллиману. — Лев был прав, до этого вообще не следовало доводить. Виноваты мы все. Да, иссечение болезненно, но без операции не обойтись.
Лорд-хранитель глубоко вздохнул и перевел взгляд на Ольгина.
— Вчера наши орбитальные станции отслеживали масштабную высадку, — медленно произнес Робаут. — Запуск штурмовых кораблей, каскадный сброс десантных капсул. Десятки транспортников устремились к Альме Монс. Есть что сказать по этому поводу?
Лейтенант покачал головой:
— Мне ничего не известно, господин.
Глава 27:
Заявление
Все прошло согласно плану Лютера. Золотые и серебряные кубки для вероятных союзников и противников заняли свои места, как и легионеры на балконах зала.
Гроссмейстер умел заглядывать в души людей, даже космодесантников. Из всех гостей за главным столом препятствием, хотя и преодолимым, оставался Белат. Появление Гриффейна сначала встревожило Лютера, но лорд Сайфер осторожно дал ему понять, что избранный лейтенант, скорее всего, примет их сторону. Те младшие офицеры, что служили под началом Копьеносца в Крыле Огня, явно следовали за командиром.
Асмодей… Кто может сказать, что определяет верность псайкера? Магистр мистиков провел с ним некоторое время и доложил о своих выводах перед самым банкетом. По мнению Захариила, библиарий был покладистым. Он, как и многие из наделенных даром, стремился к знаниям, поэтому обещанный ему доступ к архивам мистиков оказался весьма завлекательным посулом. Впрочем, о точной позиции Асмодея известно не было: он охранял свои мысли, как сокровищницу.