- Данька не твой сын. И ты никогда не была замужем.
- А всё это имеет какое-то значение? - изумилась я.
- Имеет. Только это пока трудно объяснить. Я... больше не буду говорить об этом.
Он сидел, весь из себя такой кроткий, блин, как ягнёночек. Медленно крутил по столу чашку с недопитым чаем, подцепив её пальцем за круглую маленькую ручку. Кисть узкая, пальцы длинные... Если б я не видела его страшного удара там, у супермаркета, я бы поверила - ягнёночек. Но его хлёсткое движение - единственное! - после которого двое крепких парней свалились и лежали до жути неподвижно... Никогда не забуду.
Но что делать в сиюминутной ситуации? Не выгонять же его, оттого что он вдруг заговорил о странных - и лишь в женском кругу обычных вещах. Замужество его моё интересует. Хм... Сообразил, что мы с Данькой в "сыночки-матери" играем. Ну и что?
Ну и ничего! Он допил чаю и как-то повеселел, когда я налила ещё полную чашку. Потом напросился посидеть у меня, полистать книги, которые хорошо просматривались на полках одёжного шкафа, через стеклянную дверцу. Я пожала плечами, и мы пошли в большую комнату. После чего он встал у шкафа, выбирая книги, а я снова села за швейную машинку. Силушка втихаря забрался на журнальный столик и тоже взялся за дело со своим покрывалом. Так, тихо-мирно, под нередкий стрекот швейной машинки мы и сидели. Разве что домовой время от времени выглядывал посмотреть, что делает сосед.
- Хозяюшка...
Шёпот Силушки был еле различимым. Я нагнулась к нему, но он смущённо ткнул пальцем в сторону шкафа.
Денис сидел в моём единственном кресле и спал. Мои любимые кресельные подушки пришлись очень кстати: и большие, и маленькие он сдвинул так, что мог полулежать на них, прислонившись к шкафу и полностью расслабившись.
Оказывается, это очень интересно - рассматривать спящего мужчину. Я постаралась это делать не очень пристально. А вдруг от упорного взгляда проснётся? Денис выглядел неспокойным даже во сне, несмотря на свободную позу. Рот по-прежнему собран - главный признак, что он и сейчас не чувствует себя в безопасности. Во всяком случае, так мне подумалось. Да и морщинка между бровями так и не пропала. Книга, взятая им последней, лежала на тумбочке. Я усмехнулась: с первых страниц уснул? Надо бы посмотреть, что за книга. Может, в следующий раз и мне поможет со сном?
Пришлось оставить на время машинку, вооружиться иголкой с нитками и заняться неизбежными пуговицами, хотя Силушка обещался мне с ними помочь.
Больше ничего интересного за этот день не произошло.
И в следующие три дня было спокойно. Мы даже установили что-то вроде режима на каждый день. Домовой оказался прав: если есть какой-то распорядок дня, жить гораздо легче. Уходя после сна в моём кресле, совершенно не смущённый этим обстоятельством, Денис спросил, можно ли ему и назавтра идти с нами на пляж. Я сказала, что мальчишки, наверное, возражать не будут... А как потом меня благодарила баба Нина за внука! Я ей, оказывается, руки развязала на все дни, согласившись взять Егорку с собой. Мальчишка стал неразлучен с Данькой. И он тоже оказался любителем погонять на роликах, так что с времяпрепровождением на вторую половину дня теперь проблем не осталось.
Итак, как проходили наши дни? До обеда - на пляже. Я разохотилась, перестала стесняться всех - в том числе и Дениса, сторожившего обычно наши сумки, и бежала с мальчишками в воду, где мы плескались и играли, охая от счастья (я, естественно) и восторженно и победно вопя (мальчишки, конечно). Потом загорали. Денис сказал, что ему достаточно просто сидеть на нашем месте, наблюдая за их купанием. После обеда неугомонные Данька и Егорка мчались на улицу, изредка забегая ко мне, в незакрытую квартиру, чтобы "попить водички". Я в это время шила, а где-то часа через полтора-два стучался Денис, и мы с ним полдничали. Он опять, по моей просьбе, рассказывал о заграничных поездках, но теперь я воспринимала его истории спокойно. А потом, ближе к вечеру, мальчишки выгуливали Дениса: ходили с ним вокруг дома, постепенно расширяя пространство, в котором он чувствовал себя относительно спокойно. Я объяснила своим пацанам проблему Дениса, взяв с них клятву никому ничего не говорить, и они важничали, что им поручена такая интересная работа, как приучать взрослого человека к нормальной жизни. Благодаря им, Денис вскоре начал сам ходить в магазины за продуктами, и мальчишки так гордились своим достижением!
На третий день, за полдником, я постаралась уговорить Дениса тоже поплавать и позагорать с нами. Он неопределённо хмыкнул, а поскольку в это время с нами сидели мальчишки, попытался уклониться от разговора. Я же, наоборот, сообразила: если не сейчас, то когда ж ещё? И сказала напрямую:
- Ребята уже знают, что ты попал в аварию. И они не трусы последние (мальчишки тут же вскинулись), чтобы испугаться твоего вида.
- А если боишься ты, - подхватил Данька, - можно ходить на пляж пораньше. Там, если не выходной, народу мало. А утром так и вообще никого. Денис, давай с нами!
Уговорили. Утром на пляж и правда пришли пораньше. Отошли в самый дальний угол, чтобы Денис не чувствовал себя мишенью для любопытных взглядов. Я специально начала раздеваться побыстрей, чтобы он видел, что не пялюсь на него. И обернулась только тогда, когда Данька, стоящий уперев руки в боки, самодовольно сказал:
- Ха, я думал, что-то страшное. Нашёл чего бояться!
И вместе с Егоркой помчался по склону.
Скептически поджав губы, я осмотрела Дениса, стоящего довольно напряжённо, и насмешливо сказала:
- А плавать-то умеешь? - сильно надеясь, что он не заметил, как моё дыхание зачастило. Не заметил. Улыбнулся с облегчением.
- Умею.
И первым пошёл к воде. Я - за ним, стараясь успокоить сердце при виде спины и ног - в разной степени белёсых и желтовато-коричневых пятнах, коряво перечёркнутых белыми ниточками шрамов, где широкими, где узкими. Утешала себя, что впечатлилась не только я. Не знаю, насколько хорошо играл Данька, но Егорка испугался точно. Недаром к воде бросился быстрей Даньки. И глазища большие... Ничего, потом все справились со своими эмоциями. Попривыкли.
А вечером пятого дня...
В общем, у меня пополнение семейства...
Так... Блин. Оладушек. Чёрт. Чёрт бы всех...
Надо бы придумать ещё парочку ругательств и орать их потом громко-громко. Не при всех, конечно. И чтобы позаковыристей. И повыразительней.
Отпуск. Блин.
Мальчишки уже выгуляли Дениса. Я знала, что чуть позже он сам выходит из дома, чтобы купить что-нибудь в магазине. Он выходил теперь каждый день в разные. Специально. Данька сказал, что они показали ему четыре продуктовых в окрестностях нашего дома и поводили его по каждому, чтобы он освоился внутри помещений.
Мальчишки же гуляли где-то, бегая на своих роликах внутри огромнейшей дворовой компании. Так что я спокойно взялась за шитьё, которым занималась теперь часа по три вразбивку и в своё удовольствие, благо распорядок дня позволял.
Мы только что с Силушкой выпили чаю и, умиротворённые, уселись за любимое дело. Силушка толковал мне что-то о барабашке в подвале, о котором ему точно сказали другие домовые, и тонко намекал, что мы там, в подвальном сарае, давно не были, а неплохо бы остатки картошки перебрать, пока совсем не обросла.
От внезапного крика в подъезде мы оба чуть не подскочили!
- Данька!! - вскрикнула я.
С этим воплем меня буквально вынесло в подъезд. Домовой летел следом, не отставая. Я распахнула входную дверь, прыгнула на лестничную площадку - и сердце заледенело от страшной картины: Данька вцепился в юбку какой-то девушки и, надрывно крича: "Дура! Дура!", бил её ногами! А та визжала и пыталась отодрать его от себя, схватив его руками за плечи и пытаясь отстранить бешеного мальчишку подальше.
Ужаснувшись происходящему, я поспешила незнакомке на помощь.
- Данька, прекрати! Отстань от неё!
Я просунула руки ему подмышки и дёрнула к себе. Освобождённая девушка отпрыгнула от нас. Гримаса гнева и злобы перекосила её довольно симпатичное лицо. И я понимала её: хорошенькие туфельки - оттоптаны; юбка, перекрученная, была в таком состоянии - что ой... И блузку он ей чуть не разорвал. Одна пуговица валялась чуть в стороне, как потом я увидела. Но всё это успела увидеть мельком. Данька и впрямь как с ума сошёл: он рвался из моих рук, орал что-то неразборчивое - вперемешку: "Дура!" и "Убью гадину!" Держать его было тяжело: такое впечатление, что из рук рвётся не десятилетний худенький мальчишка, а самый настоящий бульдозер.