Провал во тьму — и снова вижу вокруг себя тот же кромешный ад, а нём снова и снова ногами пытаюсь выбить заклинившую дверцу машины, в которой сгораю заживо…
Из сна меня выкинуло после третьего повтора.
Я села на кровати, откинувшись к стене. Тяжело дышала, держась за сердце и жадно всасывая воздух — которого оказалось так много! И, едва пришла в себя и поняла, что это только сон, всё испуганно глядела на кресло с Алёнкой. Не кричала ли я во сне? Не разбудила ли девочку? Нет. Тихо всё.
Осторожно, чтобы не скрипнуть кроватью, встала и пошла на кухню. Свет включать не стала. Достаточно фонаря напротив, чтобы углядеть чайник, налить из него в чашку холодного кипятка. Только поднесла чашку к губам, как услышала странные звуки из ванной. С трудом глотнула, поставила чашку на стол и подошла к ванной комнате. Господи, здесь-то что ещё…
Одновременно включила свет в комнате и рванула дверь.
На старенькой стиральной машине сидел домовой Силушка и плакал навзрыд, время от времени сморкаясь в платочек — в один из тех лоскутов, что я, по его просьбе, когда-то оверложила, а он собственноручно обвязал незатейливыми кружавчиками.
— Ах, батюшки! — насморочным басом вскрикнул он, завидев меня.
Я уже тихонько закрыла за собой дверь и спросила:
— Что случилось, Силушка?
Он повздыхал немного, а потом, снова высморкавшись в платочек, ответил, моргая мокрыми ресницами:
— Эх, хозяюшка… Вроде как ничего и не случилось, а только помирает ведь.
Некоторое время я смотрела в его обрёванное лицо, пытаясь совместить две информации: ничего не случилось — и смерть, умирание. И почему-то меня вдруг затрясло. Показалось, что стою на пороге чего-то, после которого возвращения в обычную жизнь уже не будет. Но один вопрос надо задать — и он станет тем сигналом, после которого не возвращаются в старую реальность.
И я осмелилась на этот вопрос.
— Силушка, а кто умирает?
— Ангел иных миров, — горестно ответил домовой. — Из высших, горних миров. И пошто такая красота помирает? Да ещё страшно-то как. Не наше энто дело, конечно, домовых-то, но плачу я, хозяюшка, остановиться не могу.
Ещё с минуту я смотрела на всхлипывающего домового, пока в голове с лёгкими, слышными только мне сухими щелчками вставали на место все осколки полной картинки. А через минуту я велела ему отвернуться, сбросила ночнушку и натянула оставленные в ванной комнате джинсы и майку с футболкой. Поверх — велюровую кофтейку. Из низкой тумбочки вынула кроссовки, не надёванные с весны. Домовой сначала не понял, потом засуетился.
— Куда ж ты, хозяюшка, на ночь-то глядя?
— По делам, Силушка, по делам.
Я стала не просто собранной, но жёсткой — по собственным же впечатлениям. Выйдя из ванной, первым делом снова зашла в кухню, вылила из чайника в пластиковую бутылку остатки холодной кипячёной воды, взяла складной нож, с которым ходила на «тихую», грибную охоту в паре с отцом. Потом во встроенном шкафу прихожей нашла короткий ломик и ключи от подвального сарая. Нож и ключи, как и напоследок найденный фонарик, отправились в карманы джинсов. Бутылка, как и наспех прихваченный бинт, — в пакетик на ручках.
Домовой бегал за мной страшно встревоженный. Даже от плача перестал заикаться.
Закрыв все двери в прихожую, я включила яркий верхний свет и осмотрела свой палец, а потом и всю руку. Ни укуса, ни пореза. Не опоздать бы. Если не уже… Долго ж до меня доходило… Взгляд на часы — полвторого ночи.
— Хозяюшка, — робко позвал домовой. — Не заругаешься — с тобой пойду?
— Нет, Силушка.
— Мешаться под ногами не буду, — засуетился домовой.
Открыв дверь, я пропустила его впереди себя и, коротко глянув на дверь в соседнюю квартиру, быстро спустилась по лестницам. Дожидаясь у двери в маленькую пристройку к дому, ведущую в подвал, Силушка всё вглядывался мне в лицо, но молчал. Пока спускались по крутым ступеням, пока отворяли скрипучую — особенно в ночной прозрачной тишине — дверь в сам подвал. Пока включала свет в «предбаннике».
Наш подвал — это лабиринт деревянных, на скорую руку построенных сарайчиков, между которыми идут узкие ходы-коридоры. Как найти свой сарайчик — я знала. Надо пройти по «предбаннику» прямо шагов семь-восемь, а затем свернуть налево и, пригибаясь под трубой, жавшейся под потолком, пройти до места, где будет чуть светлей — от подвального окошечка. Но сейчас я прошла к месту, где надо сворачивать, и прислушалась. Показалось, что, кроме моего домового, я услышала шорох ножек его коллег, если можно так выразиться. Значит, большинство домовых нашего дома тоже здесь и тоже оплакивает «помирание» ангела иных миров?