Исира ещё дышал. Лицо страшное. Несмотря на близкую смерть, несмотря на язвы, съедающие его, — и в самом деле поразительно красивое. Но страшное. Нечеловеческое. Смотреть на него — только как на прекрасное творение гения. Как на звёзды — чем больше всматриваешься, тем больше взгляд погружается в бездну…
Сначала я попробовала влить в его полуоткрытый рот воду. Только облила… Хорошо понимала, что нужно сделать в первую очередь. Но сидела рядом, смотрела на него, безжизненно полулежащего, и тряслась от страха. Потом решилась. Если уж взялась помочь, нечего медлить.
Первым делом завязала ему глаза — бинтом. Слишком хорошо знала, что будет, если он только заглянет в мои глаза. Рисковать не хотелось. Знала, как быстро восстанавливается. Завязала не слишком плотно. Бинт тут же пропитался коричневато-жёлтым гноем, и ещё подумалось, что потом повязку будет трудно снимать. Если засохнет. Прилипнет.
Руки бы ему ещё связать. Но я понадеялась, что, если буду действовать осмотрительно, рационально, главное его оружие — глаза — будут ещё закрытыми. А там…
Потом промокнула ему рот и вокруг рта отрезанным бинтом. Если не смотреть на язвы, лицо у него чистое. Наверное, Денис постарался. Вот только почему он не постарался хоть чем-то укрыть его? В одних штанах хаки, на голой земле…
У ножа довольно острый кончик. Я попробовала порезать себе ладонь, но оказалось — это очень больно. Тогда зажмурилась и резанула. Как горячим плеснуло. Ну, ладно. Сделала. Теперь что? Взглянула на спокойное лицо. До сих пор даже не дрогнуло.
Сжала кулак в чашечку, обмакнула в неё пальцы и кровью обмазала Исира рот. Потом приложила порезанную ладонь прямо к его рту. Чувствовала себя прямо-таки добровольной жертвой вампира. И с тревогой всматривалась в лицо: что-нибудь изменилось? Не прольётся ли кровь обратно, сглотнёт ли?
Ничего не происходило. Рука быстро затекла. Пришлось присесть вплотную к нему, одной рукой обнять за плечи, другую, порезанную, держать всё так же, прикоснувшись к его губам, время от времени отпуская и сжимая и разжимая кулак. И все эти — под нескончаемо безнадёжное: «Опоздала…»
Ночь, наверное, перевалила за часа два. Здесь, в сарае, времени не ощущалось. Я начала задрёмывать, совсем уверившись, что держу за плечи и не даю упасть уже мёртвому телу. И плакала — сама того не замечая, и наказывала себя за странную вину, за опоздание — тем, что сидела и не вставала. Вскоре порезанная рука упала, а я даже не заметила. Дасти, как ты там… Никто не придёт к тебе на помощь… Никто…
… Я стояла на краю крыши высокого дома и с сумасшедшим восторгом смотрела во вздыбившееся надо мной звёздное небо. Оно так далеко! Так высоко! И — зовёт!
Подняла руки и легко, почти смеясь, оттолкнулась от крыши. Сердце упало от нырка вниз — и, как с волной, наверх, к ним, сияющим! Переворачиваясь в волнах прохладного воздуха, съезжая с одного потока на другой, раскинув руки, снова и снова взлетала! И знала, что буду летать, что падение всегда перекинется новым взлётом!..
… Дыхание перехватило, когда распахнула ресницы. Еле освещённое тусклой лампочкой помещение убогого сарая мерцало странными искрами — холодно-белыми. Повернула голову набок, на чьё-то присутствие, — и затаилась, стараясь не дёргаться. Исира, уже бескрылый, сидел передо мной, слева, скрестив ноги, коленом упираясь в моё бедро. Он не снял с глаз бинтовой повязки, но держал в руках мою ладонь, с порезом. На ладони крови нет. Вылизал дочиста. Чего же он ждёт сейчас? Такое ощущение, что смотрит, не видя, на меня.
Большой рот скривился в потаённой улыбке.
— Ис-спугалась… — Он склонил голову. — Странно.
— Почему — странно?
— Из-за меня ещё не пугались. Меня — было.
— Тебя — тоже, — призналась я, насторожённо всматриваясь в него. Помнила о крови девственницы.
— Ты боялась — умру.
— Боялась. И не только я. Но ещё боялась, что ты выпьешь меня, как старую ведьму.
— Не-ет… — Он беззвучно рассмеялся. — С тобой не получится.
Необычный разговор. Такого я точно не ожидала. Впечатление, что это чей-то бред, а я в него вломилась. Но Исира… Я смотрела на него и едва сдерживалась от слёз: он выглядел больным и голодным, несмотря на усмешку, растянувшую его рот.
Чуть не вздрогнула: Чёрный Пёс протянул руку, и его пальцы застыли перед моими глазами. Не шевелясь. Улыбка — безумная и слегка удивлённая.
— Горячие глаза… С-старая ведьма не знала, что фениксы питаются не только кровью. Твоё с-сочувствие сладкое-е…
Его рука опустилась от моих глаз, но другой он придерживал мою кисть за запястье. И было непонятно, будет ли он ещё пить мою кровь. Правда и то, что страх перед ним и в самом деле перевешивало сочувствие. «Видел бы он себя! — сердито подумала я, с трудом справляясь, чтобы не зареветь в голос. — Тут не то что сочувствовать, по голове его погладить хочется…» И охнула, когда он быстро склонил голову.