Папаша отрицательно покачал головой.
– Сначала я тоже так подумал. Но, пока той-той не попробуют как можно больше людей, мы не можем быть уверенными. У других могут возникнуть совершенно иные видения.
– Так что же с пояснениями? – воскликнул Дежан. – Вы сами не устали от недомолвок?
– Разумеется, – ответил Пижар. – Мы считаем, что к нам попало некое послание из прошлого. Во время карнавала понаблюдаем за поведением наших «путешественников» – вдруг повезет, и тайна будет раскрыта?!
Анж хлопнул ладонью по столу:
– Пожалуйста, по порядку. Какой карнавал?
– Мы же не можем просто так напоить желающих! – вступил в беседу Фредэ. – Нужно обставить это с подобающим антуражем!
– А, – понял Дежан, – карнавал, Карибы, пираты. Вы не опасаетесь, что массовое действо испортит ощущение тайны?
– Ну нет! – загорелся Фредэ. – Конечно, бо́льшая часть посетителей воспримет это как экзотическое развлечение. Последние лет пять опиум и гашиш настолько в моде, что той-той посчитают наркотиком. Тот же, кому адресовано послание, поймет его сразу…
– Не стану вам препятствовать, – Дежан всё еще находился под впечатлением от увиденного. – Что вы хотите от меня?
– Афиша! – умоляющим тоном произнес Фредэ. – Дорогой Дежан, я хочу заказать вам афишу.
– Вот как? Боюсь огорчить вас отказом, но – увы! – я не рисую афиш.
Барон Пижар, глядя мимо художника, произнес:
– Я видел вашу картину у мсье Фредэ. Мне еще никогда не было так хорошо… и печально. Лучше вас никто не исполнит эту работу – краски карнавала поблекнут!
– Вы мне льстите, – грустно улыбнулся Анж и после минутного колебания кивнул. – Я согласен. Денег за афишу не возьму.
– В таком случае, – обрадовался Пижар, – я оставлю вам этот орех. Но предупреждаю: видение бывает только раз. Далее той-той пьется просто как крепкий напиток.
Дежан с опаской посмотрел на орех.
– Я согласен, – повторил он. – Когда состоится карнавал?
– Пятница, тридцать первое июля, «Резвый Кролик», в девять часов вечера. Вход строго в карнавальных костюмах. Заголовок: «Тайны Карибов». Именно так, без объяснений, – с готовностью сообщил папаша.
– Всего через неделю?
– Так ведь начнутся осенние дожди… И еще одна просьба: никому не говорите о той-той.
– Разумеется, – кивнул Анж. – Афишу можете забрать во вторник. А сейчас мне нужно подумать.
– Да, конечно! – Пижар поднялся со стула; папаша Фредэ незамедлительно последовал его примеру. – А мы пока распустим слух по Парижу.
* * *Вечером Дежан дождался своей очереди полежать в новой ванне. Он уютно устроился меж чугунных крыльев и вновь попробовал странную жидкость. Вопреки мнению папаши и барона, художник еще раз побывал на Карибах. Как и прежде не запомнив лица девы, Анж очнулся в слезах. Он лежал в остывающей воде и бесконечно повторял странные слова.
Глава 3. Бронзовая треуголка Архипенко
Ночь прошла без снов. Анж поднялся в замечательном настроении. Он уже знал, чем сегодня займется. После завтрака с мадам Донадье художник надел заботливо выглаженный хозяйкой сюртук, захватил цилиндр и любимую трость из красного дерева с набалдашником в виде маленького глобуса. На плечо повесил кожаную сумку с карандашами и чистыми картонами для эскизов.
Он решил прогуляться до Монпарнаса, где его ожидало небольшое дело.
Небо с утра покрылось легкими тучами. Жара отступила. Анж решил не брать зонт: если и пойдет дождь, он будет легким и быстротечным.
Дежан не сомневался, что скульпторы в это утро окажутся на месте. А потому не спешил, отбросив мысль о поездке на фиакре или такси. Художник шел по знакомым улицам и с детским любопытством разглядывал прохожих, дома, витрины магазинов. На некоторых афишных тумбах он замечал остатки плакатов работы великого Мюша́, чьими усилиями была преумножена слава Сары Бернар.
Анжу приветливо улыбались окна. В отблесках стекол Дежан угадывал знаки грядущих перемен. Порой замечая угрюмые лица прохожих, он думал: эти люди больны чтением газет и излишне серьезно воспринимают напечатанное в политических колонках. Молодежь заставляет себя учиться ненависти к немцам и Австро-Венгерской империи. Сам-то Анж в свое время бывал и в Берлине, и в Вене, познакомился в тамошних развеселых кабачках с уймой шумных поэтов, художников, просто хороших людей. Поэтому ему было странно и неловко слышать от знакомых нелестные отзывы, а то и откровенную брань по отношению к немцам.
Эти мысли не слишком подходили его радужному настрою. Дежан отвлекся и начал размышлять о предстоящей работе. События вчерашнего дня, пожалуй, самого странного в его жизни, отдались в памяти неожиданно яркой вспышкой. Он поймал себя на мысли, что с самого момента пробуждения гнал воспоминания прочь. Было ли происшедшее реальностью? Отчего же он, собираясь на прогулку, старался не глядеть на стул с лежавшим на нем белоснежным орехом?