Мадам Донадье ушла рано утром. Она оставила в столовой завтрак и записку, где сообщала, что вернется не раньше часу дня.
После завтрака Дежан снова поднялся к себе, перенес этюдник в гостиную и взялся за кисть.
Рисунки акварелью он представлял себе несколько иначе, нежели большинство профессиональных живописцев. С водяными красками он работал почти так же, как с маслом. Его акварели были сочными и наполненными до краев густым цветом – в отличие от полупрозрачных мазков других мастеров, где сквозь цветные пятна проглядывает текстура бумаги.
Он отдельно выписывал каждую мелкую деталь, в нужных местах осторожно вымывая или накладывая поверх еще непросохшей краски отдельные блики и светотени. Труд был кропотливым и занимал много времени. В окончательном варианте рисунок выглядел четким, неразмытым и завершенным до такой степени, что у зрителей перехватывало дух. Недавно три работы Анжа с удовольствием приобрел маршан Канвейлер. Несколькими набросками заинтересовался известный любитель импрессионистических полотен Амбруаз Воллар – и терпеливо ожидал их доработки. Если бы Дежан задался целью, он мог стать модным художником.
* * *Основную композицию афиши составили пять фигур: одна в центре и по две справа и слева.
Это был разгар абордажного боя. На палубе среди клубов дыма стояли настоящие герои. Крайний слева – Хаим Сутин, юнга в задымленной робе, с черным платком на шее – передавал абордажную саблю стоявшему чуть впереди Аполлинеру. На мокрой от пота груди Гийома болталась боцманская дудка. Гигант широко расставил ноги; у его правого растоптанного башмака лежал сломанный клинок итальянской шпаги.
Правый край рисунка занимал гордо поднявший голову Модильяни в высокой голландской шляпе с медной пряжкой на тулье. Из-под пряжки топорщились остатки потерянного в битве плюмажа. Моди, не глядя, вгонял шомполом пулю в ствол кремневого пистолета. Перед ним, чуть левее, стоя на колене, целился из мушкета Пикассо – он был изображен в изрубленной на груди кирасе и испанском шлеме-морионе с высоким гребнем.
В центре афиши, впереди всех стоял Архипенко с обнаженной шпагой и коротким кинжалом. Его ботфорты с широкими отворотами были перепачканы гарью. Сашин камзол Анж изобразил малиновым, с вычурными позументами. Саша сурово глядел из-под хмурых бровей; левый ус его был чуть вздернут. Поверх всклокоченного английского парика ослепительно сверкала на солнце треуголка – та самая, которую накануне Архипенко лишь вылепил из глины. За могучей спиной скульптора-пирата поблескивал отполированными рукоятями крепкий штурвал.
Фигурная композиция располагалась на фоне прошитого картечью паруса.
Анж подумал и дорисовал соответственно справа и слева от Архипенко папашу Фредэ в туго обмотанном вокруг головы красном платке и барона Пижара в простреленной широкополой шляпе.
Правый верхний угол афиши Дежан украсил розой ветров, левый – играющим на длинной трубе толстощеким ангелом. Осталось только исполнить в цвете заголовок и текст объявления.
И тогда, словно под гипнозом, Дежан взял карандаш – рука сама вывела над заголовком едва заметный контур венецианской маски…
* * *Всё еще пребывая в возбужденном состоянии от внезапного вдохновения, Анж перенес рисунок в тень. Теперь афише следовало высохнуть и немного «отстояться».
Работа была исполнена раньше срока.
* * *Анж решил пройтись к набережной Сены.
Художник нанял фиакр. Под перестук лошадиных копыт он задумался о карнавале. Потом вспомнил об орехе той-той. Желание снова окунуться в неведомый мир стало таким сильным, что Анж едва не приказал развернуть экипаж. Подавив минутную слабость, он подумал, что Пижар и Фредэ солгали. Тропический сок был не так уж безвреден и содержал в себе нечто наркотическое. Чем же еще можно объяснить навязчивое желание вновь и вновь увидеть деву из полубредового видения?!
Дежан отпустил экипаж у площади Конкорд. Он прошел по мосту и направился к улице Святых Отцов, где располагались антикварные лавки.
К своему неожиданному удовольствию Анж еще издали заметил нескладную фигуру Зборовского и приветливо помахал молодому маршану.