— Да ну тебя! Она одевает Уму Турман и Гвинет Пэлтроу! И еще Сару Джесику Паркер!
Эти имена Эстер знает, но они не вызывают в ней ровным счетом ничего — ни интереса, ни иронии. Тупая пустота, самая тяжкая болезнь всех тех, кто похоронил близкого. Она стоит рядом с Иоганой, и обе смотрятся в зеркало. Эстер начинает выполнять серию упражнений на растяжку. Иогана пробует подражать ей.
— Давай сфотографируем ее коллекцию. Знаешь, я кое-что придумала!
Эстер останавливается, рука застывает в воздухе.
— Подожди! — кричит Иогана. — Послушай хотя бы! Ты всегда можешь отказаться!
— Я заранее отказываюсь, — говорит Эстер.
— Только представь себе! Тема: молодые вдовы. Три рафинированных типа поведения. Никакого эмоционального надрыва, ничего такого. Сдержанность. Достоинство. Оформил бы это наш лучший график.
Эстер улыбается. Она любит Иогану, но сейчас вдруг понимает, что и с ней придется на время прекратить встречи.
— Говорю тебе — нет.
— Ну послушай: Либена Глинкова, ты и еще одна молодая вдова. Три женщины в трауре, но на пороге новой жизни и так далее... От каждой — по одному большому красивому фото и по три маленьких. На большом — предположим, вечернее длинное платье, короткое узкое платье, брючный комплект или бальное платье. Что-то в этом роде. Выбирай.
— Иогана, — Эстер поворачивается к подруге, — я была одной из трех эмансипированных женщин, которые думают, что жизнь начинается только после тридцати.
Иогана хочет что-то сказать, но Эстер обрывает ее.
— Благодаря тебе я была одной из трех женщин, которые тщетно пытались забеременеть. — Эстер делает паузу. — Но молодой вдовой я не буду, — качает она головой. — Не сердись.
— О’кей, — разочарованно говорит Иогана и неловко замахивается розовой губкой. — Я просто спросила...
14. Гахамел
Неистребимый запах школьных столовых.
— Что здесь едят? — морщит носик Илмут.
— Говядину с макаронами, которые называют колинками.
— Это блюдо как-то странно выглядит.
Ясно, что тема разговора просто надумана. На самом деле Илмут мучит что-то совсем другое.
— Согласен. Но кажется, обеим дамам это блюдо нравится.
Мария обедает с заместительницей директора.
— Пани заместительница уходит в отпуск в самом конце каникул, чтобы ее загар продержался как можно дольше, — объясняю я Илмут. — В нынешнем году она две недели была в Коста Брава, и ее кожа будет темно-оранжевой до самых Душичек[23].
Илмут вежливо улыбается. Обе дамы между тем решают вопрос, как определить остроту перца и, если он слишком жгуч, как его готовить.
— Карел обожает фаршированные перцы, — уточняю я.
Тем самым пытаюсь намекнуть Илмут, что Мария по-своему думает о Кареле, — но Илмут, очевидно, оставляет мой намек без внимания.
— И у Марии не будет никаких предчувствий? — Неожиданно вырывается у нее.
По возможности я принимаю более строгий вид.
— Предчувствий? Человеческие предчувствия — не что иное, как недоработка ангелов.
Илмут краснеет.
— У нас нет основания думать, что мы можем изменить ход событий. Скромная благосклонность к людям — вот максимум, на который мы способны, — подчеркиваю я. — Силы добра ограничены. И потому нам подобает смирение.
Илмут, как я и ожидал, отказывается смириться.
— Значит, мы ничего не предпримем? — отчаянно вскрикивает она. — Совсем ничего?
Ее активность одновременно и утомляет меня, и умиляет.
— Ты можешь спокойно ей все открыть, но пойми — это ничего не изменит. Ты только напугаешь ее. Она пойдет ополоснуть себя холодной водой, а после обеда в ближайшем книжном магазине купит брошюру о проблемах климактерия.
— Вы иногда рассуждаете, как Иофанел, — говорит Илмут разочарованно.
— Иофанел, к сожалению, иногда прав.
Илмут упрямо молчит. Мария встает с тарелкой в руке.
— Пойду за добавкой, — сообщает она заместительнице и отчасти ребятам за соседним столом. Заместительница в шутку шлепает ее по складкам на животе. Ребята смеются.
— Ярмила, будь добра, положи еще, — говорит Мария полной поварихе. — Как ты думаешь, я могу плюнуть на диету?
Ярмила сегодня не отвечает Марии, вид у нее огорченный. На полной шее на кожаном шнурке подвешен кусок хрусталя. Возможно, сейчас она окружена фиолетово-красным светом, который не пропускает ни одного вида дурной энергии и отпугивает все дурные существа, горестно думаю я. Менее чем через семь часов она потеряет единственного сына. Мария в ту же минуту потеряет мужа. Илмут думает о том же и впадает в отчаяние. Я понимаю ее.