Эстер проезжает Кубинскую площадь и, подчиняясь тихому, едва уловимому указанию Карела, по левой стороне поднимается в гору.
— Как называется эта улица? — спрашивает она. — Я всегда путаю улицы во Вршовице.
— Мурманская.
Стоянка с правой стороны по ходу машины, так что ей не приходится сворачивать влево. Она осторожно встраивается между запаркованными машинами, давая при этом право преимущественного проезда пожилой чете в трауре.
— Позвольте мне одну рюмку?
— Не могу. Вы забыли о ручном тормозе.
Эстер быстро подтягивает к себе рычаг. Оба выходят.
— Послушайте, — говорит Эстер, — мой муж весил центнер, сейчас мне отдадут не более кило — это все, что от него осталось. А вы отказываете мне в одной рюмке? Я считала вас гуманистом.
Карел смущенно смеется. Пожалуй, он уже привыкает к ее острым шуточкам.
— Ну, хорошо. Одну — можно.
— Слава Богу.
На зеленый свет они пересекают Чернокостелецкую улицу и заходят в маленький бар на первом этаже одной из новостроек. Эстер заказывает Jim Beam и минеральную воду. Карел — фернет.
— За что люди пьют здесь? В баре напротив крематория? — спрашивает Эстер официантку.
— За здоровье, — улыбается девушка.
— Я так и предполагала.
На долгое время воцаряется тишина.
— Вы хороший, — наконец говорит Эстер.
Карел молчит.
— Правда, вы хороший.
— Я удивляюсь вам, как вы справляетесь со всем этим, — замечает Карел. — Как вам удается быть веселой...
— Веселая вдова, это какой-то коктейль, что ли? — снова спрашивает Эстер официантку.
Девушка недоуменно пожимает плечами. Эстер поворачивается к Карелу.
— Мне кажется, это коктейль — а может, я спутала с плавленым сыром.
Карел растерян, шутка до него не доходит.
— Вы давно женаты?
— Двадцать семь лет.
— Скажите мне откровенно: это больше дало вам или отняло у вас?
Кто еще может задавать такие вопросы, если не вдовы? — думает Эстер.
— Не знаю.
— Не знаете? Человек должен это знать.
Карел в нерешительности.
— Иной раз мне кажется, — наконец отвечает он, — что мы обокрали друг друга. Что от нас обоих осталась только половина.
— Ну что ж, отлично! — восклицает Эстер. — Ровно так я себя и чувствую! Половинкой!
Нужная канцелярия слева от входа. Эстер инстинктивно отводит взгляд от вечного огня и провожающих у траурного зала. Несколько ступеней вверх и налево. Все оказалось неожиданно просто. К счастью, в канцелярии нет посторонних. Она молча протягивает служащей бумагу. Надо ли что-то добавлять к этому? Пожалуй, служащая понимает всю тяжесть данной минуты: она тактична, говорит тихо, ее движения достойно замедленные. Эстер корит себя, что подчас несправедлива к людям. Почему подсознательно она ожидала встретить веселую дуреху, которая ко всему еще красит ногти? Карел смущенно стоит в стороне, кроме приветствия — ни единого слова. Служащая уходит куда-то и неожиданно быстро приносит урну: это белая шестигранная коробка с красно-желтым логотипом Пражской похоронной службы. Кроме коробки, Эстер получает и черную пластиковую сумку.
— До свиданья, — произносит она.
До свидания? — ударяет в голову мысль. Они выходят, молодой человек, спешащий в туалет, уступает Эстер дорогу.
— Он знает, что у меня в сумке, — говорит Эстер Карелу, вглядываясь в проходящих мимо. — Все знают. Все равно, что утренняя моча.