Под длинными ресницами Илмут — несомненное ожидание, которое мне трудно понять.
— Иофанел должен пойти к ней, — говорю я.
— Что?! — выкрикивает Иофанел.
— Хорошая мысль, — соглашается Гахамел. — Он представится архангелом Уриилом.
— Немного подгримируем тебя. И, конечно, у тебя будут крылья.
— Вы сошли с ума?! Вы совсем спятили?!
Гахамел взмахивает рукой в направлении многолюдной набережной.
— Мы — ничуть.
С этим нельзя не согласиться.
— Но могли бы.
— Архангел Уриил?! Мыльная опера! Упаси, Господи! — Не перестает восклицать Иофанел.
Но мы-то знаем, что в конечном счете Иофанел сделает все для Ярмилы. Глаза выдают его. Вы хотите знать, как выглядят ангелы? Как хорошие люди.
Гахамел откашливается. Что еще у него на сердце? Жду, что он скажет.
— Остается вопрос: что мы можем сделать для Зденека?
Илмут от неожиданности застывает с открытым ртом.
— Что я слышу? С каких пор самоубийцы — наша забота? — спрашивает Иофанел.
— Неужто мы не проявим к нему даже самой скромной милости? Не исполним его последнего желания?
— Я думал, что самоубийцы — не наша забота.
— Своим поступком он лишит двух малышей отца, — повышает голос Илмут. — Мы не должны одобрять такие вещи!
— Жизнь его тоже лишила отца. Он ни разу так и не увидел его, — напоминает ей Гахамел. — Я, конечно, не одобряю таких вещей, мне просто жаль его. Подчас жизнь разочаровывает людей столь глубоко, столь фатально, что им ничего не остается, как отринуть ее. Иные разочарования, как видно, нельзя пережить.
Я думаю и о Лиде. Она встретила любовь — преступление ли это? Когда Лида встретила того, кого искала всю жизнь, она была уже замужем... Счастье одних порождает отчаяние других.
— В следующий раз мы будем исполнять последнее желание таксы, проглотившей каштан, — недовольно бурчит Иофанел.
Гахамел смотрит на него укоризненно.
— Если не мы будем сочувствовать людям — то кто же тогда? — спрашивает он.
Иофанел недоверчиво хмурится.
— Бог, а кто же еще! — восклицает Илмуг. Гахамел с нежностью обнимает ее.
26. Гахамел
Мария на тахте тяжело поднимает ноги и упирается ими в белую стену гостиной.
— Опять отекают, — говорит она.
— Где Иофанел? — спрашиваю я.
— Переодевается, — сообщает мне Нит-Гайяг. — С моим ангельским облачением было меньше хлопот.
— Ты не видела гастрогель?! — кричит Марии из прихожей Карел. — И синие носки не могу найти.
— Постою минуту, и ноги у меня как бревна.
Карел в раздражении останавливается в дверях. Антипатия партнеров, по сути, невинна, ибо неизбежна. После двадцати семи лет совместного существования достаточно спутать какую-нибудь дату или разлить молоко из пакета — и вся накопившаяся ненависть мгновенно выплескивается наружу с поразительной силой.
— Ты слышишь меня? Я ищу синие носки и гастрогель.
— Гастрогель в буфете. Где панировочные сухари. А может, под телевизором. Носки, как всегда, в бельевой корзине.
Карел качает головой и начинает рыться в корзине.
— Непарные, — бормочет он под нос. — Обычная история.
Он вытаскивает несколько носков различного цвета и показывает их супруге.
— Если ты их сложишь попарно, я вывешу флаг!
— Вот так всегда, — говорю я Илмут. — Этому человеку остается жить два часа — а он сетует, что у него непарные носки.
— Филип не показывался у нас уже две недели, — горестно говорит Мария.
Ваши дети - не ваши дети. Они суть сыновья и дочери жажды Жизни по себе самой. Они проходят сквозь вас, но не выходят из вас, и хоть они с вами, вам они не принадлежат. Было бы возможно, я процитировал бы Марии целую книжку, но мне остается лишь беспомощно на все смотреть.
— Я позвоню ему, — предлагает, чуть помедлив, Карел.
— Никому не звони, — вздохнув, отвечает Мария.
Она разочарована в жизни. Окончательно и бесповоротно... Ее теперешним разочарованием отмечено даже будущее. Любые неожиданности — солнечное утро, цифровой фотоаппарат, который ко дню рождения подарил ей Карел, корзинку свежих персиков — Мария воспринимает с предвзятым скепсисом. Кто в таком настроении будет снимать? И что снимать? Кто в таком настроении будет консервировать персики? И зачем?
— Что у нас на ужин? — спрашивает Карел наступательно.
Мария молчит.
— Если не птички, то что?
— Я заказала по телефону пиццу.
— О Боже!
— Ты что, против пиццы?
— Да нет. Я съем что угодно.
— Ну, я иду, — сообщает нам Нит-Гайяг.
Илмут, сжав кулаки, желает ему удачи.
— Господи, такого старого разносчика пиццы я еще никогда не встречала! — восклицает Мария, увидев Нит-Гайяга за дверью.
— Возможно. Однако в моем возрасте человек зарабатывает как может...
Мария открывает коробку, осматривает ее содержимое и пробует.
— Вкусная! — говорит она с удивлением.
Нит-Гайяг по-старинному отвешивает низкий поклон.
— Хорошая пицца в семье пригодится. Еда сближает.
Мария вопросительно поднимает на него глаза.
Воздух колышется: это возвращается Иофанел — он уже в костюме, с огромными золотыми крыльями. Илмут, конечно, очарована. Я приветствую его взглядом.
— Этих двоих даже бефстроганов не сблизит, — кисло замечает Иофанел.
Нит-Гайяг вынимает из сумки бутылку вина.
— Я вино не заказывала, — возражает Мария. — Это ошибка.
— Подарок фирмы, — объясняет Нит-Гайяг. — Шеф велел передать.
— Это было сто лет назад, — цедит сквозь зубы Иофанел.
У Марии по-прежнему недоверчивый вид.
— Проведение промоакции, — подмигивает Нит-Гайяг Иофанелу.
Мария снова отламывает кусочек пиццы.
— Вы что кладете в нее? Орегано? Там есть орегано?
Она заставляет Карела попробовать.
— Этого я, ей-богу, не знаю.
— У вас такой вид, словно вы пиццу никогда не ели.
— Представьте себе, вы правы.
Мария удивленно хлопает ресницами. Тридцать лет назад это выглядело весьма симпатичным, а сейчас вызывает у Карела одно уныние.
— И не вздумайте убеждать меня, что вы никогда не ели пиццу!
— В самом деле никогда.
— Вам не нравится пицца?
— Если говорить откровенно, я просто не знаю.
У Илмут испуганный вид.
— Не волнуйся, Илмут, — успокаиваю я ее. — У него хорошо получается. Смотри.
— Даже не верится! — восклицает Мария. — Это надо исправить. Прошу с нами за стол!
Карел красноречивыми жестами дает ей понять, что он против, но Мария не обращает на него никакого внимания.
— Спасибо за приглашение, но я в самом деле не могу его принять, — галантно повторяет Нит-Гайяг.
— Почему? Пожалуйста, проходите. Можете не разуваться.
— Благотворительность — один из основных симптомов климакса, — замечает Иофанел. — Приливы, потливость и филантропия. Ха-ха!
Илмут, поглядев на него, хмурится.
Они проходят в кухню. Карел неохотно садится за стол и открывает бутылку вина. Мария режет пиццу на три части и кладет на тарелки. Она с любопытством ждет, когда Нит-Гайяг откусит первый кусок.
— Ну? Как?
— Замечательная. Отличная.
— Вот видите! Вы даже не знаете, чего лишаетесь.
Волшебство случайного. Очевидно, та же мысль осенила
и Иофанела.
— Когда нашему Филипу было три года, он наотрез отказался от молочных продуктов, — вспоминает Мария.
Ее постоянно унылое выражение лица ненадолго освещается светом материнской любви.
— Нечего было тебе показывать корову в Бескидах, — бросает Карел.
— Вы никогда не ели пиццу, но наверняка знаете, как выглядит коровье вымя? — спрашивает Мария Нит-Гайяга. — Грязное коровье вымя?