"Живого журнала" она именно так и представляла – разные люди, узнать которых в толпе не представляется никакой возможности. Who is who, поди догадайся, разберись, вот если бы все они нацепили на грудь бейджики с никами – другое дело, а сейчас и понять сложно, даже кто из них ведёт дневники под мужскими именами, а кто – под женскими.
Заправлял здесь (проявлял максимум общительности и активности) веселый небритый толстяк с косичкой, похожий на Стаса Намина. Вокруг него и крутились все разговоры. В сторонке, на краю скамьи, сидели две красивые девушки, девочки даже, совсем ещё школьницы, одна из них – та, что с косичками, была Макаровой явно знакома – скорее всего, по фотографии в одном из дневников. Но кто это, как ни старалась, вспомнить Макарова не могла.
Напротив школьниц (как их определила Макарова) сидел мрачного вида молодой человек, рыжий и усатый, отчего угрюмость его выглядела наигранной, неправильной какой-то. Другой серьезный парень в кожаной куртке и с красивой, объёмной чёлкой всё время поглядывал в окошечко своего мобильного телефона, узнавал, сколько теперь времени или кто звонит. Но не разговаривал, а только вглядывался в свой аппаратик, как если он – главная ниточка, связывающая его с большой землёй.
Сидела за столом и совершенно взрослая, крашеная красотка, уже весьма пьяная, худая и скользкая, как селёдка; она Макаровой сразу не понравилась: постоянно наводила какую-то ненужную суету, всё время вскакивала и лезла обниматься с угрюмым усачом, просила, чтобы кто-нибудь сфотографировал её у него на коленях.
Двоих парней Макарова ещё как следует не разглядела, потому что они находись к ней спиной и оттого интриговали её ещё больше. Компания медленно накачивалась пивом, впрочем, кто-то из юзеров пил и более крепкие напитки. Время от времени к ним подходили новые незнакомцы, которых все присутствующие радостно приветствовали или же, напротив, молча игнорировали, пока вновь пришедший не называл в качестве пароля свою тайную партийную кличку.
К вечеру "ИГО" оказалось забитым до отказа, над переполненными столиками висели табачные облака, только к Макаровой никто не подсаживался, опасаясь её слишком чопорного вида. А может быть, от неё за версту тянуло одиночеством, люди же это чувствуют, вот и боятся заразиться.
Официанты бегали, разнося еду, звенела посуда, из динамиков шумел какой-то невообразимый, модный, наверное, джаз, нарочитая несыгранность которого напоминала оркестр, играющий на деревенской свадьбе, мальчики знакомились с девочками, кадрились, заигрывали, как будто так и надо. Честно говоря, Макарова, полжизни просидевшая в своей берлоге, отвыкла от такого явного, простодушного проявления чувств. Всё это казалось ей нарочитым, намеренным, по-театральному выспренным.
Возможно, это новое поколение такое, свободное и раскованное, ни коммунизма, ни социализма не знающее. Одним глазом Макарова косила на компанию заговорщиков. Те словно бы старались ни в чём не отстать от молодёжи, шумели и веселились, точно дети на большой перемене.
Слышать, о чём говорится за секретным столом, Макарова не могла: шум мешал, музыка, люди, да и потом, активно прислушиваться было не с руки: ещё подумают чего лишнего. А что, собственно говоря, про неё можно подумать? Сидит одинокая клуша, увешанная серебрянными украшениями, балуется пивом и книжкой в яркой обложке, диагноз, можно сказать, налицо.
Ну, да, несколько раз прозвучало "Аркаим", но в каком смысле,
Макарова так и не поняла.
Чтобы скучающей физиономией не мозолить посетителям кафе глаза,
Макарова постоянно прикладывалась к книжке, где самые невероятные события разворачивались едва ли не с первой страницы. Приключения увлекли её, она углубилась в чтение, потом заказала себе ещё одну порцию пива с сухариками, тарелочку с оливками и средиземноморский салат. Пока всё это приготовят – пройдёт целая вечность: особой расторопностью обслуживающий персонал "ИГО" не отличался. А
Макаровой – польза: можно ещё честно, с осознанием собственной правоты, занимать это ценное вечером место.
Между тем народу за угловым столом прибавилось. Последними пришли, взявшись за руки, настоящие романтические влюблённые, которые затесались к пирующим тихой сапой, не обращая ни на кого особого внимания. Макарова снова принялась читать Акунина, проглотила несколько страниц, принесли оливки, пиво, даже пепельницу сменили…
Когда в дверях показался невысокий, коренастый мужчина в красивых очках, начинающий лысеть, но ещё не потерявший былой привлекательности, одетый стильно, но не броско, Макарова, случайно оторвав глаза от романа, поняла: это – он.
Игорь, Царь, _tchar, _ __друг невидимый, незримый, про которого она знала так много, почти всё знала, хотя никогда и не видела вживую.
Но сердце ёкнуло, подсказало, заметавшись где-то там, в таинственной своей глубине. Макарова во все глаза смотрела на пришедшего, который близоруко щурился даже в очках (так, отмечала она, залысины, седые волосы, густые брови, сросшиеся на переносице, ямочка на подбородке), потирал руки, в предвкушении встречи с друзьями.
Как она и угадала, он уверенно пошёл к распоясавшейся к углу компании жж-жителей, и встретили его с почётом и уважением, которое до той поры не оказывали ни одному из пришедших. Макаровой это понравилось, не скрывая любопытства, она разглядывала Игоря (неужели же это всё-таки он?!), как он деловито садится (место за переполненным столом обнаружилось мгновенно), здоровается со всеми присутствующими, улыбается немного застенчиво, но уверенно и как-то твёрдо. Хотя в чём заключается эта твёрдость, Макарова объяснить не смогла бы даже под угрозой расстрела.
И тут её окликнули, громко, по имени, на весь зал, Макарову едва не парализовало – от смущения и страха быть разоблачённой. Как если огненные буквы с декларацией о её тайных намерениях прошелестели над головами завсегдатаев и прилепились на её высоком лбу. Макаровой показалось даже, что на мгновение в кафешке зависла пауза и все повортили на неё удивлённые взгляды. Столько внимания сразу!
Ей показалось, что потолок сейчас обрушится или земляной пол уйдёт из-под ног. Макарова вжалась в стул, не в состоянии сделать минимального движения пальцами, вдруг почувствовала свои ноги, а следом и всё тело, его очертания – живые, трепетные…
Она даже не могла повернуться к окликнувшему, сидела словно заворожённая; мысли, как испуганные тараканы, когда ночью включаешь на кухне свет, кинулись врассыпную, пепел на кончике сигареты нарастал, как при ускоренной съёмке, а она не могла его скинуть, обрыв плёнки…
Вместо того, чтобы вычислить, кто бы это мог быть, потому что голос такой знакомый…
Димка Шахов! Вот кто это был.
– Ну, ты и гад, – только и смогла выдохнуть вместе с табачным дымом
Макарова, когда улыбающийся Шахов подошёл ближе.
Отчего-то ей стало важным взять инициативу на себя: словно не было никакого обвала, словно бы ничего не случилось: ну, подумаешь, сидит
Макарова в кафе, что уж ей, выйти и развлечься нельзя?!
– А что ты сразу ругаться? – Настроение у Шахова было развесёлое, игривое даже. – Будто на стрёме стоишь…
И он рассмеялся. Макарова решила сменить тему.
– А ты сюда какими судьбами?
– А мы тут с ребятами собираемся о судьбах планеты погуторить.
– Поня-я-я-ятно, – протянула гласные Макарова и тут же задумалась. -