Тогда самые благородные и преданные заявили, что их родам исстари позволено делить трапезу с царем. И уж если царь решил питаться надеждами, они не променяют участия в царских обедах на банальную недвижимость и устаревшие средства производства. Тем самым от щедрых подарков отказываясь…
Вслед за ними потянулись сомневающиеся, и им Алаксором было тут же даровано право разделять трапезу с царем, а также сидеть в его присутствии.
Самые твердолобые и жадные смолчали, и придворные ожидали, что царь найдет способ воздействия на них. Но нет: Алаксор подчеркнуто ровно общался со всеми, не делая разницы между теми, чье участие в походе было куплено, и теми, чей патриотизм и преданность оказались неразменными.
Вот тогда-то к царю повалил простой люд, челом бия о своем желании отправиться на ратные подвиги со столь мудрым, добрым и справедливым царем.
Войско собралось и оснастилось (на средства самих воинов) за полтора месяца. Уже три месяца длился сам поход. Собранных с поверженного противника денег едва хватало, чтоб расплатиться с армией: дневной заработок солдата царь положил куда более высоким, чем дневной заработок ремесленника.
Другого Алаксор, в общем-то, и не ожидал: положение дел у небогатых соседей общеизвестно, и рассчитывать на богатую добычу в сопредельных странах было бы смешно. Однако неделю назад они вошли в пределы государства Астар, а эта страна на весь мир славилась неоглядностью своих земель и несметностью своих богатств. Семь дней шло войско по дорогам Астара, и правители городов даже не попытались помериться силами с Алаксором. Их подношения, не скупые, но и не особенно щедрые, позволили содержать армию, но что толку в этом содержании?
И вот сегодня, наконец, Алаксор увидел в туманной дымке пики башен Рокса, столицы Астара. И еще увидел, что все пространство в поле зрения — а взгляд, брошенный с холма, охватывал громадную территорию — усеяно шатрами вражеского войска.
В лагерях кипела жизнь: сновали баталеры и маркитанты, суетились кашевары, дымили походные кузницы — словом, несчитаный люд, хоть боком касающийся военного дела, жил полнокровно и весело.
И не было никакой другой возможности справиться с этой силой, кроме как дать ей бой. Сходу, с марша, без отдыха и раскачки. Алаксор остался стоять на холме. Войско Кассора, тоже немаленькое и неслабое, спешно разворачивалось в боевом порядке, занимая максимально выгодные позиции на оставленной ему территории, укрепляя фланги кавалерией и наращивая мощь ударной группы тяжеловооруженной гвардией.
Но даже если бы поле битвы выбирал сам Алаксор, даже если бы он смог выставить не только действующие наземные, но и еще не созданные воздушные, и даже мифические подземные подразделения, победа — из-за огромного численного преимущества — оставалась за Астаром.
С тяжелым сердцем вышел Алаксор на встречу с главнокомандующим противника, императором Астара. Признать поражение немыслимо, не признать поражения невозможно тем более. Признать — значит согласиться на бесспорную выплату сумм, назначенных победителем. Конечно, Алаксору пойдет в зачет его доброе отношение к захваченным городам, но все равно: требования Астара многократно превысят всю добычу Кассора в этой трехмесячной войне. Не признать их — значит, оказаться окруженным кольцом вражеского войска. Выйти из осажденного лагеря позволят только тем, кто присягнет на верность правителю Астара. Выпустят, тут же примут на службу, и без промедления командируют в самые отдаленные от родного Кассора районы, на границы, за которыми живут дикие и жестокие племена, не стесняющиеся воевать, убивая… Еще и семью позволят из Кассора выписать, и с транспортировкой ее помогут.