— Почему вы мне не сказали, мам? — начал я сходу, решив обратиться к матери, но отец тут же перехватил инициативу.
— А что это мы должны тебе обо всем докладывать! — фыркнул он, повысив голос, и закашлялся. — Ты ушел из семьи, так ушел!
— Пап, ты с ума сошел! — настойчиво произнес я. — Это не шутки! Ты был у врача? Что он сказал? Какая стадия? Тебе надо бросать курить и беречь себя! — я говорил быстро, почти не делая пауз между предложениями, чтобы у отца не было возможности вставить ни слова. — Я обо всем договорюсь. Вам надо хотя бы на время переехать. Сейчас есть современные лекарства, терапия… Многие побеждают рак. Я все оплачу. Переезд, врачей, процедуры, жилье. Можем снять вам квартиру…
Я достал ручку и хотел выписать чек, но отец ворвался в мою быструю речь яростным вихрем.
— Не надо нам ничего от тебя! — снова повысил он голос. — Приехал раз в год и хочет тут благодетелем себя выставить, показать, что он, мол, король мира и все может…
— Пап…
— Помолчи! Ты нас бросил! Отрекся от всего, что мы тебе дали, а теперь хочешь купить нас, так?
— Пап! — я начинал терять самообладание. — Да перестань ты! При чем тут купить! Тебе нужна квалифицированная медицинская помощь! Ты болен! Тебе нужны условия, хорошее питание, наблюдения специалистов…
— Я сам знаю, что мне нужно! — бросил он. — Небось, эта шалава разболтала, Лейла! Уже успел ей вставить? Конечно, звезду вроде Нила Гэллахара она бы не пропустила! И так ложится под каждого встречного на каждой стоянке! Тоже все хочет уехать, все хочет славы, как ты! Забирай свои бумажки! — он смахнул чековую книжку со стола. — Не нужны нам подачки! Ты стыдишься нас, так и не появляйся больше тут!
Мама молчала все это время, но я видела, что она сожалела о реакции отца. После еще нескольких его выпадов я не выдержал и снова сорвался.
— Да что ты упрямишься! — я вслед за ним повысил голос и постепенно перешел на крик. — Зациклился на том, что я не стал вшивым клоуном, что не остался в этом сраном цирке, что добился чего-то! Это что, преступление?! Выбирать свое будущее преступление? С чем ты не можешь смириться?! Что я хорошо живу, что у меня есть дом, который не меняет адрес каждые две недели?! Это что, плохо?! Я бы приезжал чаще, если бы ты не гнал меня каждый раз, как будто я опозорил семью и весь наш род тем, что танцую в одном из лучших шоу Нью-Йорка и всей страны! Что тебя так бесит?!
— Пошел вон отсюда! — рявкнул отец и снова разразился страшным кашлем.
— Пап, — я подошел, попытался обнять его и заметил на носовом платке, которым он прикрывал рот, капли крови. — Послушай…
— Убирайся! — громче и с большей злостью повторил он. — Я пойду прогуляюсь. Когда вернусь, — он теперь обращался к маме, — чтобы этого засранца тут духу не было! — и дальше уже ворчал себе под нос. — Успеха он добился! Да засунул бы себе в задницу такой успех… Тьфу!
Он так сильно хлопнул дверью, что та чуть не слетела с петель.
— Почему он так со мной, мам? — тихо спросил я, опускаясь на стул.
— Ты его очень обидел, — устало ответила мама.
— Тем, что уехал отсюда?
— Тем, что ты сказал. Ты назвал его «вшивым клоуном», Нил, а цирк «сраным»… А это все, что у нас есть. Мне тоже обидно слышать такое от тебя, ведь ты мой сын…
Я закрыл лицо ладонями. Все это вырвалось у меня на эмоциях, но только сейчас я осознал, что после этих слов отец уже ничего не слышал. Только сейчас я понял, что сам разжег этот огонь, даже не подлив в него масла, а плеснув солидную порцию бензина. Я обидел отца и обижал его до этого, не вполне отдавая себе отчет. Но и он никогда не пытался даже понять меня, принять мой выбор.
— Я не хотел, мам, — с трудом преодолевая ком в горле, выговорил я. — Прости!
Мама обняла меня. Обняла, как будто я никогда никуда не уезжал, как будто я был пятилетним мальчиком, еще не успевшим обидеть ее.
— Я понимаю тебя, Нил, — очень тихо, как будто устало, принялась объяснять она. — Понимаю, что ты хочешь сказать, хоть ты и употребляешь такие обидные слова. Отец очень упрям, ты же знаешь. Он сердится на тебя, и он не быстро отходит… Возможно, ему нужно время…
— Но у него нет времени, мам!
— Значит на то воля Божья…
— Что ты говоришь! — я смотрел на нее и умолял помочь уговорить папу. — Ему нужно лечение! Все можно вылечить! Сейчас же не каменный век… — я осекся, чтобы опять случайно ни задеть чувства родителей. — Я просто не понимаю, мам, что такого плохого в том, что я стал тем, кем стал? Неужели это такой большой грех в его глазах? Я ведь не чем-то постыдным занимаюсь…