Анжелина Сапковски родилась в Польше. Когда ей было пять лет, родители эмигрировали в Штаты. Эмигрировали не очень успешно, с кучей нарушений и неприятных нюансов. Но тем не менее, им удалось устроиться в одном из трейлер-парков в глухой провинции. Отец Анжелины был в прошлом гимнаст. Как можно понять по его биографии и положению — гимнаст не самый успешный. Свои нереализованные амбиции он решил воплотить в дочери. С трех лет он заставлял ее заниматься. В четыре года отдал в спортивную школу. Он много пил и, когда прикладывался к бутылке, бил Анжелину. За малейшую провинность или неудачу в гимнастике наказывал. Это было ярко отражено в полицейских и медицинских отчетах. Зимой в морозы он выставлял ее в нижнем белье на улицу, а если был особенно в ударе, то заставлял ходить по тонкому обледенелому бревну голыми ногами. Девочка до смерти боялась перечить тирану-отцу. Вскоре ее тело перестало мерзнуть и сделалось не чувствительным к морозам и холодам. Если Анжелина ошибалась, отец бил ее и повторял сквозь зубы, что ей дали ангельское имя при рождении, а ангелы не падают. Обрывочные показания из сумбурных отчетов складываются в уродливую мозаику жизни маленькой хрупкой девочки. Летом Петер Сапковски заставлял свою дочь балансировать на тонких брусьях, которые соорудил сам во дворе, а под ними разбросал битые стекла, чтобы сделать каждое падение невыносимыми, а страх перед ним всепоглощающим. Я перекладываю листы из папки Софи. Здесь фотографии из полицейских отчетов. На них — шрамы от ожогов на спине девочки, которые ее отец оставил, когда, разъяренный, приложился сковородкой. Дальше — фотографии тренера Анжелины, в фас и в профиль, с табличкой, на которой написана его фамилия. Он был редкостным гадом. Всех своих воспитанниц, а среди них были маленькие девочки от пяти до девяти лет, он постоянно насиловал. Его взяли случайно. Многие дали показания, но семья Сапковски отказалась явиться в суд. Мать Анжелины умерла от рака, а отца зарезали в пьяной драке. После этого в двенадцать лет Анжелина Сапковски пропала. Никто ее особенно и не искал. Возможно, мало кто знал о ее существовании. А тем, кто знал, ее исчезновение было только на руку. Я читаю все это, задержав дыхание. Перед глазами стоит ее лицо, ее улыбка, в ушах глухим эхо разносятся истории про ангелов. Не было никаких несоответствий в ее рассказах. Никогда. Только сейчас я все понимаю. Только сейчас пазл складывается в жуткую картинку. Все логично до боли, режущей мне горло. Энджи, если бы я только знал…
Мне кажется, я не с первого раза реагирую на вопрос Софи, и ей приходится повторить его. Мне кажется, снова отключили звук, и я могу читать только по губам.
— Это все правда? — спрашивает меня журналистка. — У нее действительно непростая судьба…
— Нет, — прерываю я.
— Что?
— Это не про Энджи. Про какую-то другую девушку, похожую.
— Но даже шрамы… — пытается защитить свою версию Софи. — Мне говорили…
— Нет! — настойчивее повторяю я. — Это не история нашей Энджи.
Софи молчит, растерянная, некоторое время, потом выдыхает и спрашивает:
— Какая же тогда история вашей Энджи? Кем она была?
— Она была ангелом, — отвечаю.
— Как это?
— Невероятной, светлой, не похожей на других. Она даже к моему старику нашла подход…
Софи еще пытается что-то разузнать про Энджи, но единственное, в чем я убеждаю ее — все это расследование было зря. Софи зацепилась не за ту версию, нашла не ту Анжелину. Что-то перепутала и пошла по неверной дороге, привязывая факты туда, где они быть не должны. Мне удается убедить ее. Так плавно мы оставляем Энджи в покое и начинаем говорить обо мне.
— Я вырос в бродячем цирке в семье клоунов. Мои родители оба принадлежат к известным в цирковых кругах династиям. Мой отец был клоуном, дед был клоуном, и прадед, а я выбрал другой путь. Но кем бы ни стал, в душе я всегда останусь парнем из бродячего цирка. Свое прошлое можно не любить, можно стыдиться его или избегать. Но нельзя отрицать того, что всем, что привело тебя к успеху, ты так или иначе обязан только своему прошлому.