"Рут Хипер?" говорю я когда нас знакомят "Рут которая нагромоздила груду кукурузы?" (3)
"Она самая," отвечает та (или мне кажется что отвечает, не помню). А тем временем Эриксон спустилась вниз за воскресными газетами а Ирвин моется в ванной, поэтому мы все читаем газету но я не могу отвлечься от мыслей о сладких бедрах Хипер в этой пижаме прямо передо мной.
Эриксон на самом деле девушка неимоверного значения у нас на Манхэттене которая теперь влияет на целую кучу всего своими телефонными звонками и снами и заговорами за пивом о том как свести кого-нибудь с кем-нибудь, и делает мужчин виноватыми. Потому что (возлагая вину на мужчин) она безупречно чувствительная открытая барышня хоть я сразу и подозреваю ее в злых умыслах. Что же касается Хипер, то у нее тоже дурной глаз, но это лишь потому что ее избаловал дед-самоучка, который присылает ей на Рождество что-нибудь типа Телевизоров прямо на квартиру а на нее это не производит ровным счетом никакого впечатления -- Только позже я выяснил что она к тому же ходила по Гринвич-Виллидж в сапогах, и с хлыстом. Но я не могу видеть что причина-то врожденная.
Мы все вчетвером пытаемся ее сделать, четверо кашляющих уродов-бродяг у них на крыльце, но я вижу что выигрываю только лишь глядя ей прямо в глаза своим голодным нарочито "сексуальным" взглядом хочу-тебя который однако так же подлинен как мои штаны или ваши, мужчина вы или женщина -- Я хочу ее -- Я не в себе от усталости и розовых слюней -- Эриксон приносит мне милое пиво -- Я буду любить Хипер или умру -- Она это знает -- Однако начинает петь все мелодии из Моей Прекрасной Леди изумительно, имитируя Джули Эндрюс в совершенстве, выговор кокни и все остальное -- Я теперь понимаю что эта крошка-кокни в моей предыдущей жизни была мальчишкой Сутенерчиком и Воришкой в Лондоне -- Она вернулась ко мне.
Постепенно как обычно и бывает, мы парни все вчетвером проникаем в ванную и принимаем душ и должным образом как-то чистимся, включая даже бритье -- Нам всем предстоит теперь веселая ночка надо найти в Деревне (4) какого-то старого друга Саймона, вместе со счастливыми Рутами, походить по холодным милым нью-йоркским ветрам влюбленными -- Ох Господи.
Что за конец для этого кошмарного путешествия на север.
27
И где же мой "мир"? А, вот он в этом животе пижамного хлеба. Этот непослушный ребенок с сияющими черными глазами который знает что я люблю ее. Мы все выходим на улицы Деревни, колотим в окна, находим "Генри", гуляем по парку Вашингтон-Сквера и в одном месте я демонстрирую своей Рут свой лучший балетный прыжок которая его полюбляет -- Мы идем рука об руку позади всей остальной банды -- Я думаю Саймон немного разочарован что она не его выбрала -- Ради Бога Саймон дай же мне хоть что-нибудь -- Неожиданно Рут говорит что нам с ней вдвоем непременно надо пойти и еще раз послушать всю пластинку Моя Прекрасная Леди, встретиться с остальными попозже -- Идя с нею рука об руку я показываю на окна верхних этажей моего бредового Манхэттена и говорю: "Я хочу написать обо всем что происходит за каждым из тех окон!"
"Здорово!"
На полу в ее спальне пока она заводит проигрыватель я лишь целую ее и опускаю на пол, как недруга -- она отвечает мне как недруг говоря что если она и будет заниматься любовью то не на полу. А теперь, во имя 100%-ной литературы я опишу нашу любовь.
28
Она как большая сюрреалистическая картина Пикассо где то и это тянется к тому и этому -- даже Пикассо не хочется быть чересчур точным. Это Райский Сад и годится всё. Я не могу придумать ничего более прекрасного в моей жизни (и эстетичного) чем держать обнаженную девушку в своих руках, боком на постели, в первом предварительном поцелуе. Бархатистая спина. Волосы, в которых текут Оби, Параньи и Евфраты. Затылок первочеловека ныне обратившегося в змееобразную Еву у Падения Сада где чувствуешь личные мышцы действительно животной души и никакого пола там нет -- но О остальное столь мягкое и невероятное -- Если б мужчины были так же мягки я б любил их за это -Подумать о том что мягкая женщина желает жесткого волосатого мужчину! Сама эта мысль поражает меня: где ж красота? Но Рут объясняет мне (поскольку я спросил, прикола ради) что из-за ее чрезмерной мягкости и хлебного живота ей все это осточертело, и она возжелала грубости -- в которой увидела красоту по контрасту -- и поэтому снова как у Пикассо, и как в Саду Яна Мюллера, мы усмирили Марса нашими обменами твердого и мягкого -- С несколькими дополнительными штучками, вежливо в Вене -- это привело к запыхавшейся вневременной ночи чистого милого восторга, закончившейся сном.
Мы ели друг друга и пахали друг друга жадно. На следующий день она сообщила Эриксон что это был первый ехtase в ее карьере и когда Эриксон мне сказала об этом за кофе мне было приятно но по-настоящему я в это не поверил. Я сходил на 14-ю Улицу и купил себе красную ветровку на молнии и в тот вечер Ирвину мне и пацанам пришлось идти искать себе комнаты. В одном месте я чуть было не купил комнату на двоих в Христианском Союзе Молодых Людей для себя и Лаза но потом передумал поняв что он будет лишним грузом для моих нескольких оставшихся долларов. Наконец мы нашли комнатку в пуэрториканской ночлежке, холодную и унылую, для Лаза, и уныло оставили его там. Ирвин с Саймоном отправились жить к богатому ученому Филлипу Вогэну. Той ночью Рут Хипер сказала что я могу спать с ней, жить с ней, спать с ней в ее спальне каждую ночь, стучать на машинке все утро когда она уходит на работу в агентство и болтать с Рут Эриксон весь день за кофе и пивом, пока она не вернется вечером домой, когда я буду в ванной втирать мази в ее новые потертости кожи.
29
У Рут Эриксон в квартире жил громадный пес, Джим, который был гигантской немецкой полицейской собакой (или овчаркой) (или волком) и любил возиться со мной на вощеном деревянном полу, у каминов -- Он бы сожрал целые сборища хулиганья и поэтов по одной-единственной команде но знал что я нравлюсь Рут Эриксон -- Рут Эриксон называла его своим любовником. Время от времени я выводил его на поводке (вместо Рут) чтобы он пробегался взад-вперед по тротуарам и сделал свои пипи и крупные дела, он был так силен что мог протащить тебя полквартала в поисках запаха. Однажды когда он увидел другую собаку мне пришлось крепко вкопаться пятками в тротуар чтоб удержать его. Я сказал Рут Эриксон что жестоко держать талого большого чудовищного человека на привязи в доме но оказалось что совсем недавно он умирал и именно Эриксон спасла ему жизнь выхаживая его круглые сутки, она его по-настоящему любила. У нее в спальне был камин и драгоценности на комоде. Как-то раз к ней туда зашел канадец-француз из Монреаля которому я не доверял (он у меня занял 5 долларов да так и не вернул) и слинял с одним из ее дорогих колец. Она допрашивала меня кто мог его взять. Не Лаз, не Саймон, не Ирвин, не я, уж точно. "Это тот пройдоха из Монреаля." Ей на самом деле хотелось чтобы я был ее возлюбленным в некотором роде но она любила Рут Хипер и посему об этом не могло быть и речи. Мы проводили долгие дни беседуя и глядя друг другу в глаза. Когда Рут Хипер возвращалась с работы мы готовили спагетти и устраивали большие ужины при свечах. Каждый вечер к Эриксон приходил очередной потенциальный любовник но она их всех отвергала (дюжинами) кроме того французского канадца, который никогда этого не сделал (только может быть с Рут Хипер когда меня не было) и Тима МакКафри, который сделал как сам сказал с моими благословениями. Он сам (молодой сотрудник Ньюсвика с большими волосами Джеймса Дина) пришел и спросил меня можно ли, очевидно его прислала Эриксон, подразнить меня.