Как только все было закончено, от облачных линз, парящих на огромной высоте, вниз ударили гигантские столбы радуг, которые принялись неспешно танцевать в небе. Стремглав вернувшись в свои покои, я быстро вернул окнам их первоначальную прозрачность и воскликнул:
— Ребята, вы только взгляните на эту красоту!
В широкое окно, которому я вновь вернул былую прозрачность, брызнули яркие, радужные сполохи, которые, однако, не помешали моим спутникам увидеть, что пейзаж за окном разительно переменился. Теперь они видели не бескрайние просторы Парадиз Ланда, а цветущую степь, за ней высокий, буковый лес с кудрявыми кронами. За лесом, на фоне синих гор, сверкал, в лучах солнца и радуг, крохотный на таком расстоянии, Золотой замок мага Альтиуса. Сами же радуги, которыми было отмечено исчезновение горы Обитель Бога, радовали наш взор своим неспешным танцем. Они причудливо извивались, сплетались в огромные косицы, закручивались в замысловатые петли и вновь выпрямлялись туго натянутыми струнами волшебной арфы.
На всех моих друзей, без исключения, это произвело очень сильное впечатление. Они бросились к окну и буквально прилипли к хрустальным панелям, забранным в золотой переплет. Чтобы еще сильнее увеличить впечатление, я подошел к пульту и заставил башню золотого дворца вращаться быстрее, а сам молча уселся на свой трон и развернул его к окну. Первой опомнилась Розалинда. Моя маленькая сестренка-фея тихонько отошла от окна, подбежала к трону и быстро взобралась ко мне на колени, явно намереваясь попросить меня о чем-то. Однако её просьба имела отношение к совершенно другим вещам, нежели пейзажи за окном.
— Ольгерд, любовь моя, мне кажется, что теперь это в твоих силах. - Сказала моя маленькая сестренка, крепко обняла меня, отчего родинки Маниту тут же принялись жалить наши тела, и попросила меня страстным шепотом, прикусывая мочку моего уха - Любовь моя, я больше не могу жить, дышать и радоваться жизни! Ты можешь убрать с моего тела звезду Великого Маниту? Если нет, то я лучше удалюсь в Башню Фей, потому что больше не могу мучится желая такого мужчину, как ты и не смея преодолеть проклятье Маниту, я слишком слаба, чтобы быть только твоей сестрой. Сделай, с этими родинками что-нибудь Ольгерд, сделай меня своей подругой, любимый! Я не могу жить без тебя!
Перспектива возвращения Розалинды в Синий замок была для меня совершенно неприемлема. Особенно после того, как я сделал Гризеллу новой королевой фей. В том, чтобы снять с этой белокурой красавицы магические чары Маниту, я не видел для себя никакого труда, хотя этого могли потребовать для себя и все остальные мои братья и сестры. Впрочем это было их право и потому я сказал своей очаровательной сестричке, так сильно влюбленного в своего брата:
— Хорошо, Розалинда, я освобождаю тебя от власти звезды Великого Маниту, но вот относительно того, станешь ты моей подругой или нет, тебе придется договариваться с другими моими подругами. Мне не хотелось бы, чтобы в моем любовном союзе была навсегда утеряна гармония.
С этими словами я немедленно сотворил магическое заклинание, секрет которого мне передал мой папаша, и сделал руками магические пасы. Эффект наступил немедленно и уже в следующее мгновение Розалинда целовала меня без малейших неприятных ощущений, страстно и увлеченно, и от этих поцелуев в моей груди гулко стучало сердце. Ко мне вновь вернулась моя маленькая розовая пантера и моим подругам придется с этим не только смириться, но и принять её возвращение как должное. Айрис, внезапно повернувшись к нам, возмущенно воскликнула:
— Розалинда! Маленькая бесстыдница! Немедленно прекрати мучить Ольгерда, тебе, кажется, давно уже стоило бы понять всю бессмысленность таких поцелуев и объятий.
В ответ на эти слова Розалинда соскочила с моих коленей на золотую кушетку Сцинии, сбросила с себя легкую, серебристую тунику и продемонстрировала моей сестре свое чистое, сияющее в радужных сполохах тело, на котором уже не было никаких родинок. Показав Айрис язык, она ехидно сказала этой ревнивой блюстительнице семейных нравов:
— Ну, что, съела? Ты мне теперь не сестра! Так что оставь свои нотации для остальных своих родственничков, а мне ими больше не докучай. Ольгерд мой возлюбленный и я буду заниматься с ним любовью тогда, когда нам вздумается!
Моя маленькая фея, даже и не подумав одеть на себя свою тунику, немедленно вернулась ко мне на руки, но не стала немедленно претворять в жизнь все свои грандиозные планы, а просто удобно устроилась у меня на руках и испытующе посмотрела на других моих подруг. Их уже перестали интересовать прелестные виды за окном и они изумленно уставились на Розалинду. Однако они вовсе не сочли расширение нашего многоугольника сколько-нибудь предосудительным и потому, подбежав к трону, прежде всего принялись целовать фею, а потому уж меня. Астрелла же весело сказала ей:
— Милая, тебе придется усвоить несколько наших правил.
Однако Астрелла не сочла нужным инструктировать Розалинду немедленно, тем более, что наши друзья уже пришли в себя и подступили к моему трону вплотную. Вид у них был озадаченный и растерянный. То, что им уже нечего было положить в основание своей клятвы, все они прекрасно поняли и теперь даже самые настырные из них сменили одежды. Узиил, переминаясь с ноги на ногу, спросил меня:
— Создатель Ольгерд, что ты намерен делать дальше? Теперь, когда в Парадиз Ланде больше не существует горы Обитель Бога и Господь дал нам всем понять, что он приветствует это, в той древней клятве, которую некогда составил для нас мастер Элиас, уже нет никакого смысла. Как ты собираешься объяснить обитателям Парадиз Ланда, что мы твои преданные друзья, а вовсе не слуги?
Наконец я с облегчением вздохнул. Уж если Узиил больше не собирался приставать ко мне со всякими глупостями, то и все остальные мои спутники уже не станут этого делать. Мне в голову пришла отличная идея, устроить пикник в каком-нибудь живописном местечке, поблизости и там рассказать моим спутниках о своих дальнейших планах, что я и сделал немедленно. Это не вызвало ни у кого возражения и уже спустя несколько минут мы покинули Золотой дворец, вылетев прямо через открытое окно.
Полчаса спустя мы уже расположились лагерем возле живописного водопада. Русалочки и юная друинна с наслаждением купались в чистых водах под водопадом. Дочери Маниту занимались ужином, мои подруги сервировали стол, длинную, белую скатерть, постеленную прямо на траву, а я сидел на бережке, на небольшом валуне, опустив босые ноги в теплую воду. Отсюда был прекрасно виден холм, освещенный лучами заходящего солнца. Гелиора, которая в изящной позе лежала на песке, положив голову на колени Фламариона, сидящего в позе лотоса, проследив за моим взглядом, сказала:
— Ольгерд, любовь моя, ты в точности воссоздал облик моей груди, какой она была у меня в юности.
Фламарион тотчас подтвердил это, нежно касаясь груди своей подруги и моей любовницы.
— Да, мастер, это именно так. У этой красотки не всегда была такая роскошная грудь. Когда-то она была подобна бутону цветка, но уже тогда манила меня к себе.
Вороны-гаруда, которые не докучали мне в течение всего дня, присоединились к нам тотчас, как мы покинули Золотой дворец. Они, видимо, считали, что всякие там клятвы и прочая ерунда, их совершенно не касаются и предпочли не вмешиваться в наши дела. Конрад, который важно прохаживался вдоль берега и время от времени лакомился форелями, вновь услышав, как воспевается грудь Гелиоры, возмущенно крикнул:
— Господи, да что вам больше говорить не о чем, кроме как о её сиськах? Лично мне, куда больше нравятся белоснежные крылья Гелиоры!
Вопль ворона, взявшегося судить о прелестях крылатой красавицы, вызвал дружный, всеобщий взрыв смеха. Бедняга Конрад был подвержен жесточайшей критике не только со стороны всех наших красавиц, в основном щеголявших полуобнаженными, но и был освистан своими крылатыми товарищами, которые принялись всячески высмеивать его. Конрад отбивался как мог, но, в итоге, был вынужден смириться и публично признать, что грудь у Гелиоры действительно была просто великолепна.