Выбрать главу
* * *
Когда ты невинно спрашиваешь: «Неужели я тебе нравлюсь? Разве мало вокруг остальных, почему ты связался со мною?» Я плохо себе представляю, как со словами управлюсь, И бормочу наугад и навзрыд что–то этакое, неземное… Я их разыскиваю! — слова, которые можно бы высечь На известковом высоком челе современного датского принца, Но поздно, пожалуй — я этих датчан расстрелял бы по сорок тысяч За каждую складочку твоего мизинца.
* * *
Хлебною коркой заманивай ветер, Будто воробышка… Дело пустое: Вновь померещилось на рассвете Белое что–то и золотое. Ты бредишь великолепным князем — Чтобы, как пешками, двигал полками, Чтоб цветы под пулями падали наземь, По–бабьи всплескивая руками…
* * *
Я иронически верен унылой, но праведной сказке О воздаянии за грехи, поспешающем вслед за грехами, И Воздающему сам на палитре смешаю краски, Прелюбодеянье вполне очертив лишь несколькими штрихами: Вот, я дарил ей разного рода проницаемые вещицы, Которые лопались от огня, будто бессмертные души, И духи, что я покупал у хихикающей продавщицы, Черт кипятит на костре и ложкою льет мне в уши.
* * *
Только бы нам двоим Не оказаться рядом, Только бы не погибать под твоим Раненым, влажным взглядом…
* * *
Да, я чтец–декламатор. Проводи же меня за порог. И, протискиваясь мимо тебя в окаянные двери, Я прикрою растрепанными листочками левый бок, Чтоб не видела ты, какие там пляшут звери.

СТРАНСТВИЕ

«Мы… увлеклись».

Звонок от подружки

— Ты не позвонила мне вчера, сказал я обвиняющим тоном, — сказал я и сделал попытку хихикнуть.

Она хихикнула в ответ.

Записав эту фразу, он покосился на телефон и вышел на кухню покурить.

«Я сидел у окна кухни, пока серая стена соседнего здания не стала розовой, темно–розовой, черной… и некоторое время после того.

Затем я включил и выключил телевизор и лег спать».

Было всего пять часов, когда полная уверенность в том, что она придет, сменилась полной уверенностью в том, что она не придет. Включать телевизор тогда еще не было смысла. Он вытряхнул табак из папиросы, сдвинул с гильзы прозрачную шкурку, смял картон и начал засыпать в прохладное нутро зеленую крошку.

«И поток мышления разбился на отдельные мысли; я увидел, заметил и понял, где кончается одна мысль и начинается другая или третья. И паузы между ними. И все звуки повисли у моего лица. Странные, спутанные… как бы это сформулировать?.. волосы».

Выронил вязанку слюны на собственную ладонь. Слюна была красивая и блестящая, багряно–охряная. Плотное темное облако выплыло от затылка и остановилось перед глазами, мягко давя изнутри на череп.

" — Я думаю, что ты — кальмар.

— Почему?

— Просто мне нравится так думать.

Ты и пахнешь, словно кальмар…»

Крыша действительно едет, но и ты едешь вслед.

«Сердчишко, исходящее водой последних строк, ледышкою скользящее в намыленный чулок…»

Собственные слезы потрясли его, как оргазм. Больше оргазма! — он вынырнул из них сухим и разбитым, бездушный, беззвучный монстр, щерящий небу жабры со дна своей комнаты на двенадцатом этаже, будь она, будь она, будь она проклята!

«И в это время зазвонил телефон».

Он прожил безумно интересный период жизни, поочередно снабжая анашу любовью, а любовь — анашой. Одно подстегивало другое. Ничто не заставляло выбирать. Так уже было однажды, и очнулся он на крашеной лавчонке, прячущим под нею бутылку дешевого вина, с прокисшей физиономией алкаша и неудачника. Он думал, что пропил любовь тогда. Оказывается, ее надо еще и выкуривать.

«Мне неважны мотивы ее поступков, совершенно безразличны

варианты ее настоящей, доподлинной, где–и–теперь жизни… Слова

имеют цену и смысл — ее и мои слова» — все прочее не существует».

С тоскою выяснив во тьме, что дома вокруг — всего лишь обладающие определенным объемом коробки, расставленные вкривь и вкось, и вот из одной коробки в другую не добралась, да вряд ли и собиралась…