* * *
В горле кипит соленая злость.
Словно клеймом, опозорен тобой,
Грызу твоего имени кость
И разгрызаю — зубную боль.
Твое лицо у меня во рту
Скользкою патокой — вот беда!
Теперь уже артериальная ртуть
Блещет, болтаясь туда–сюда.
Свинчены краны. Воду и газ,
Боже, крылами не разводи!
Горло рвет на ходу сейчас
Белыми звездами — без воды…
* * *
Я любил тебя, словно глотал карамель
Голубым полированным горлом.
Как я не подавился тогда — и теперь! —
Этим грубо–нелепым глаголом?
Еле губы разлепишь: «люблю», «полюблю»…
Ах, угрюмое, сладкое слово!
Столько было с тобою проглочено слюн,
Что противно касаться былого.
Уступаю. Разжалован из королей
В привидения — нет аппетита…
Вот уже тяжелеет иной кавалер,
И уж он–то наестся досыта!
Что ж, душа–леденец, остывай поскорей:
Полюбуемся ради забавы,
Как другой завладеет принцессой моей
И сожрет молодыми зубами.
* * *
Какие тебя раздирали страсти,
Какую из–за них ты испытывал боль —
Женщин, распадающихся на части,
Полых, будто лопнувшая мозоль…
ПАДАЛЬ
Я еще наиграюсь
Тобою, любовь!
Однажды на душе твоей
Завелся рыжий муравей.
Питался крошками сердец,
Тобою съеденных на ужин,
А поутру любимым мужем
Закусывал под огурец.
Вам было весело втроем
С неугомонным муравьем.
Нет мужа, нечем закусить:
Ушел и больше не вернулся.
Любовник ночью отшатнулся
И стал истошно голосить:
«Малышка, у тебя внутри
Меня кусают муравьи!»
Но он уже вошел во вкус,
Поганый рыжий муравьишка!
В тебе осталась мелочишка:
Немножко слизи и медуз,
Но вряд ли мертвая твоя
Вода прокормит муравья:
Клешнями стала величаться
Его чудовищная тень,
И ты кричишь который день,
И все не можешь докричаться…
* * *
Кого мы спасали? Кого мы пасли?
Подальше, товарищ, от этой земли!
Разбей свою похоть об угол печи,
Чтоб сыпались долго еще кирпичи,
Да смейся же, смейся! Ведь это смешно —
Жалеть и лелеять такое…
* * *
Я стал газетой. Я год подряд
Рукой зажимал дверной звонок,
И все заголовки мои вопят
О том, как я одинок.
Вот кто–то мелочи наменял
И сунул морду в киоск…
Я стал газетою — но меня
Никто не читал всерьез.
А в заголовках я был мастак!
Последний — весенний — таков:
«Мне мало надо! Просто поставь
На меня свое молоко!»
И цедит женщина в декабре,
Ломая страницы край:
— Какая, Господи, дребедень!
Претенциозный май!
И что же дальше? В чем тут секрет?»
— А дальше газеты нет,
И где–то со мной — далеко, далеко
Сбежавшее молоко…
* * *
Горел я долго без огня
И выгорел дотла.
3а что купила ты меня,
За то и продала.
А я ударился во тьму
И, лежа на боку,
За нас не дам и не возьму
Понюшки табаку.
* * *
Теперь я точно знаю,
Кому не повезет,
Кого гроза ночная
Зубами загрызет,
По ком сегодня стекла
Надрывно дребезжат —
Чью душу я прихлопнул
Газеткой час назад…
* * *
Вы были с этой женщиной сколько–то лет,
И плоть была она, а ты был — скелет,
Вы пили друг у друга любовь из горла,
Ты вышел из нее — и она умерла.
* * *
Ручался папой — Сатаной,
Но тайно спал я с дочкой.
А он во сне играл со мной
Серебряной цепочкой.
Ну вот, изладила семья
Бродяге мышеловку —
И вздернут оказался я
За явную дешевку.