— Да уж, час от часу не легче. Они ж теперь пока не найдут, не успокоятся. В общем, Марков, ты должен найти лейтенанта и ангела раньше них. Как справишься, сразу выходи на связь и мы вышлем дирижабль. Будет вам эвакуация. Ну а если уже поздно… В общем, речной порт еще держится, пробивайся туда. Бог в помощь.
— Спасибо, вашбродь.
Капитан на том конце провода повесил трубку. Я вздохнул. В божью помощь мне верилось слабо. Придется, как обычно, самому выкручиваться.
Аккуратно положив трубку на рычаг, я поднял винтовку и тихонько прокрался по коридору до главной лестницы. Для начала в любом случае следовало выбраться отсюда, а там уж решать, стоит ли спасать лейтенанта или, не теряя времени, двигать в сторону речного порта? По хорошему, второй вариант выглядел разумнее.
— Ладно, посмотрим, что тут можно сделать, — сам себе прошептал я.
Снизу донесся тихий треск. Я застыл на месте. Тихий треск повторился. Площадка этажом ниже и ступеньки рядом с ней были усыпаны битым стеклом и кто-то, ступая по этому крошеву, поднимался ко мне.
Глава 4
Пять патронов — это вообще мало, а если начинать их тратить с первых же шагов — это слишком мало. Вдобавок, импортные боеприпасы не так-то просто найти. Увы, но о том, что мы теперь союзники, германцы вспоминали только когда совсем припрёт.
Конечно, им и самим надо. Пока я валялся в госпитале, прочел в газете, будто бы демоны уже Кёльн взяли. Один только тамошний собор еще каким-то чудом держался. Якобы германцы аж целую дюжину демонов под его стенами положили. Нам, понятное дело, предлагалось на них равняться. Когда на них будет равняться наше снабжение — в газете не напечатали.
Впрочем, газетчикам подавай подвиги, свершения, короче говоря, что-нибудь эдакое. А про снабжение — если только фоном к подвигу. Когда при Моонзунде разгромили одержимых, этой победе "Петроградский вестник" целый разворот посвятил, а про новый морской путь в Европу буквально одной строкой. Мол, путь открыт и ситуация с поставками скоро стабилизируется.
Моим соседом в госпитале был настоящий профессор. Древний как мамонт и образованный как вся Академия наук разом. К нему такие чины приезжали посоветоваться, что все пациенты лежали по стойке смирно! Я спросил у профессора, что означает слово "стабилизируется"? Тот пояснил, что стабильность — это когда всё остаётся как есть и со временем ничегошеньки не поменяется.
Я и сам что-то такое подозревал, но, должен признать, "ситуация стабилизируется" звучит куда оптимистичнее, чем набившее оскомину "без перемен". Всё-таки не зря газетчики едят свой хлеб.
К сожалению, моя нынешняя ситуация оптимизма ни с какой точки зрения не внушала. Я даже какую-то секунду думал взять себе трехлинейку, но рука не поднялась бросить мою прелесть, а с двумя винтовками не набегаешься. Трехлинейка четыре с половиной килограмма весит, это, если кому по-старому привычнее, чуть больше четверти пуда, и только поначалу кажется легкой. Потом, с каждой верстой, она будет становиться всё тяжелее и тяжелее. Кто хоть раз совершал марш в пешем порядке, знает эту странную особенность вещей.
На всякий случай я всё-таки поднял одну трехлинейку с примкнутым штыком и прислонил ее к стене, так, чтобы было сподручно схватить, если понадобится. Для себя я выбрал позицию позади лестницы, за опрокинутым набок шкафом. Многочисленные дыры от пуль и мертвый солдат позади него наглядно свидетельствовали, что укрытие так себе. Зато тот, кто поднимался по лестнице, на последнем пролете оказывался ко мне спиной. При самой крохотной удаче можно было покончить с врагом быстро и экономно.
Ждать пришлось недолго. Вначале я увидел лысую голову. Потом сразу плечи, почти скрытые под широченными кожаными ремнями. Ремни были ярко-красного цвета — фирменная "упряжь" инквизиции. За спиной на этих ремнях висел ранец огнеметчика. Хозяином огнемета оказался крепкий на вид мужчина в кожаном плаще до пят. Плащ тоже был красный, хотя чуть более темного оттенка, чем ремни поверх него.
Это, кстати, обычное дело. Краска со временем темнела, одновременно выгорая на солнце, и приобретала своеобразный тёмно-бурый окрас с "подпалинами". По разнице оттенка знатоки могли с точностью до недели определить, сколько времени инквизитор проходил только в плаще, а сколько — в полном снаряжении. Я таким знатоком не был, но на мой взгляд этот инквизитор крайне редко выбирался в свет без своего огнемета.
Но самое главное: я ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь бес или хотя бы культист нацепил на себя их форму. Первым, наверное, кресты на ней мешали, а что до вторых, то я даже и не знаю. Принципы, наверное, хотя какие могут быть принципы у предателей? И тем не менее каких только ряженых шпионов не ловили в прифронтовой полосе, даже монахи, помнится, были, а вот инквизиторов — ни одного!
— Привет святому воинству, — негромко сказал я.
Инквизитор остановился и спокойно развернулся. Лицом он мне сразу напомнил филина. Нос крючком, кустистые седые брови, цепкий немигающий взгляд. На вид я бы дал ему лет сорок. Может, немногим меньше, у "боевых братьев", как я слышал, год шел за два не только по учёту, но всё равно где-то около того.
— Привет и тебе, — отозвался инквизитор. — Отрадно видеть, что кто-то еще жив. Я уже опасался наихудшего.
— Да и я тоже, — сказал я.
Тяжело ступая, инквизитор поднялся на этаж. Под ноги ему попалась откинутая рука дохлого беса. Инквизитор отпихнул ее прочь носком ботинка и остановился, рассматривая поле боя. Шея у него, похоже, едва крутилась и он поворачивался сразу всем корпусом. Я вышел из своего укрытия и направился к нему, попутно взглянув вниз, не идет ли там кто-нибудь еще, не столь дружественный. Внизу было тихо. На площадке этажом ниже растекалась кровавая лужа.
Инквизитор в этот момент как раз развернулся в мою сторону.
— На нижних этажах все погибли, — сказал он.
— Лейтенант штурмовиков тоже? — спросил я.
Инквизитор подумал и ответил:
— Их офицера я не видел. Как он выглядел?
— Она, — поправил я. — Блондинка, пониже меня ростом, и еще у нее с собой должна была быть вот такая красная коробка.
Я руками показал размер. Он еще раз подумал и уверенно сказал:
— Нет, такой не видел. Ну да Господь милостив, авось и спаслась.
Вот так и живем, уповая то на Бога, то на авось. И, надо заметить, этот тандем неплохо справлялся. С конца света уже пятый год пошел, а положение на фронтах оставалось далеким от отметки "всё пропало".
Инквизитор тем временем вперился в меня взглядом.
— Что-то не так? — спросил я.
— Мне кажется, я тебя раньше уже видел, — ответил инквизитор. — Но не припомню — где именно?
Я пожал плечами. Если штурмовики специализировались на внешнем враге, истребляя демонов и прочую нечисть, то основной целью инквизиции был враг внутренний. Шпионы, предатели, те же культисты, ну и всякие неудачники, кто под горячую руку подвернулся, оказавшись, например, во время облавы в неподходящей компании. У меня так один приятель пострадал. Инквизиторы разгромили бордель, где приятель как раз с какой-то девицей уединился, а та культисткой оказалась. Он потом долго доказывал, что никаких секретных сведений ей не передавал.
В общем, я уже нацелился доказывать, что не виноват, что один тут в живых остался, как инквизитор вдруг щелкнул пальцами и воскликнул:
— Вспомнил! Ты — Марков. Снайпер. В "Петроградском вестнике" была большая статья с твоей фотографией.
— Ах, это… — я облегченно вздохнул и махнул рукой.
Мол, какой пустяк, и запоминать-то не стоило.
— Для меня честь лично познакомиться с героем, который победил демона, — заявил инквизитор. — Можешь звать меня Факел.
Мы пожали друг другу руки. Позывной Факел не говорил мне ни о чем. Слышал я его не раз и не два, но тот ли, этот ли — попробуй угадай. Для огнеметчика иметь позывной Факел — это всё равно, что в России носить имя Иван. Имя хорошее, спору нет, да только уж больно распространенное.