Когда читаешь иерархов Русской Зарубежной Церкви, особенно чувствуешь их боль и то, что они очень любили родину и скучали по ней. Может, напрямую они и не говорят, но между строк очень чувствуется.
Сегодня на литургии возносились молитвы о всех православных, и вот что пришло в голову. Наши Церкви, как близнецы, которые росли вместе, а потом их разлучили. А так как близнецы чувствуют боль друг друга, где бы они ни находились, то и нашим Церквам друг без друга плохо. Одна нуждается в другой, а вместе – одно целое».
В Россию!
Сейчас, с Божией помощью, отправляюсь в путешествие по России.
Вспомнились почему-то слова из интервью приснопамятного архиепископа Антония Лос-Анжелосского:
– Владыка, Вы хотели бы съездить в Россию?
– Съездить?.. Вернуться, и навсегда!
(P.S. Владыка Антоний скончался в США, так никогда и не посетив России… Не в осуждение, конечно, сказано. Просто поразило и запомнилось.)
Страна батюшки Серафима
(Пишу из России)
В половине третьего ночи вернулись из Дивеева. Честно говоря, у меня к Дивееву было какое-то предубеждение (когда о чем-то много говорят хорошего – закрадывается сомнение: это, наверно, по гордоумию моему). А когда попал в Дивеево, просто утонул в благодати и все думал, почему здесь так хорошо. Батюшка Серафим про Дивеево говорил: «Будет тебе здесь и Афон…» И мне подумалось, что, как Афон, Дивеево – это православная страна – куда ни повернешься – всюду видишь черные одежды священников и монашествующих, всюду мощи, святые источники, могилы праведников и новомучеников, блаженных (имею в виду не только сам монастырь, но и его ближние и дальние окрестности). Душа ликовала и радовалась. Понял, что будет тянуть сюда.
Канавка в Дивеево – это живые четки никогда не умолкающей Богородичной молитвы: люди идут и идут с молитвой по кругу. Вот как мудро придумал батюшка Серафим. Здесь духовно утвердилась православная держава, по слову батюшки Серафима.
В сторону весны…
(Вновь в Джорданвилле)
О чем могут думать и говорить люди перед трапезой?
Ко мне поворачивается брат и с искренней скорбью говорит (с датским акцентом): «Уже две тысячи лет прошло, а человечество так ничего и не поняло про Христа и не сделало выводов. Грустно, очень грустно».
Ему грустно, а у меня на душе просветлело. Крутишься тут в суете, а есть вот люди… Скорбят о человечестве и, наверное, молятся. Побольше бы таких. Молитвенники нужны человечеству, именно их всегда не хватает.
Этот же брат недавно написал работу в семинарии, вот несколько запомнившихся мыслей:
«… мы видим, что в заблуждении Нестория немалую роль играли падший человеческий разум, а также упорство в своем заблуждении и отсутствие детской простоты, которая готова верить во все, что бы ни сказали родители (то есть Церковь). Удивительно, что до сих пор одни и те же характеристики ересей опять и опять повторяются: доверие своему падшему разуму, упорство и отсутствие детской веры.
Сегодня тысячи несториев, а не только один… Тот, кто не будет верен учению, переданному Церковью через святых отцов, лишает себя жизни на небесах и совокупляется с самим сатаной, с которым будет жить и мучиться вечно, как единомышленник его».
«Господи, спаси наши души. Мы начинаем движение в сторону весны!» (перифраз из Б. Гребенщикова)
Глава пятьдесят вторая
БАБОЧКА И СНЕГ
Нам с тобой
голубых небес навес.
Нам с тобой
станет лес глухой стеной.
Нам с тобой
из заплёванных колодцев не пить.
План такой
нам с тобой.
Полиция приехала на место происшествия в Манхэттене раньше «Скорой помощи». К Агнии, буквально на минуту, вернулось сознание, и она несколько раз повторила, что претензий ни к кому не имеет, под машину попала по собственной вине.
Оглушенный новым горем, Лазарь сидел рядом с Синильгой на поребрике тротуара и, уткнувшись в ее плечо, тихо стонал. Она бережно гладила его по русым волосам, словно мать сына.
Несмотря на пережитый шок, Станислав Федорович держал себя в руках. Чтобы отвести какие-либо обвинения от Лазаря, он заявил полиции, что сам был за рулем машины, сбившей девушку. Полицейские записали его данные, но благодаря тому, что Агния всю вину взяла на себя, арестовывать не стали.
Музыкант был поглощен сестрой. Он слабо различал происходившее вокруг. Волновался, старался хоть чем-то помочь прибывшим медикам и, как молитву, твердил: «Я не верю, что ты умерла. Я не верю, что ты умерла…» Ему разрешили сопровождать карету «Скорой помощи».