– Никак нет. Да, чуть не забыл. В кабинете хозяев при первичном осмотре мной обнаружено письмо от священника из Абхазии, в котором речь идет, если не ошибаюсь, о Замоскворецком. Вот оно. Вы ведь просили уничтожить все следы пребывания Замоскворецкого в особняке…
– Дайте сюда, – потребовал «серый человек», и глаза его заблестели, как у хищника. – С остальным ясно?
– Так точно.
– Выполняйте.
«Химики» сначала пустили в подвал смертоносный газ, а через пятнадцать минут другой газ, нейтрализующий первый, благодаря чему атмосфера помещения опять стала безопасной для человека.
В конференц-зал ворвались бойцы в камуфляже, но сражаться там уже было не с кем. Тем не менее контрольный в голову полагался каждому. Осторожно перешагивая через скрюченные от удушья трупы, бойцы все дальше продвигались по пространству зала. Вдруг один из бойцов насторожился, увидев спокойно сидящего на полу человека. Он со спины бесшумно подкрался к сидящему и пнул его ногой. Тело безжизненно повалилось. Из-под черной футболки выбился висевший на цепочке нательный крест. Боец, движимый любопытством, нарушая инструкцию, присел на корточки и заглянул в лицо лежавшего перед ним человека. На него смотрели широко раскрытые глаза, лучившиеся умиротворением. Бойца передернуло. «Впервые такое вижу, – изумился он. – Покойник, а глаза на сто процентов живые!»
Отбросив колебания, он приставил пистолет к виску человека и выстрелил. Глаза убитого продолжали лучиться.
Около полудня Дрюня сидел за столом, жевал яблоко и тупо смотрел в монитор ноутбука, где мелькали кадры уже затертого до дыр «Ночного дозора». Он был явно доволен собой. Из-за занавеси донесся слабый стон.
– Ну что, святоша, проснулась? – крикнул он. – Ничего-ничего, погоди маленько, скоро Миха вернется, он тебе укольчик вмажет. И будешь снова баиньки, и правильно, ведь только сон приблизит нас к увольнению в запас!
Про себя Дрюня подумал: «Хорошо бы Миха каждый раз на ночь уезжал. А то слишком правильный, елы-палы».
Во входную дверь негромко постучали. Дрюня взял с табуретки пистолет-пулемет и снял его с предохранителя. «Странно, в калитку никто не звонил, – просчитывал он в уме, подходя к двери. – Миха, что ли, шутит?»
– Кто там?
Вместо ответа через дверь дважды выстрелили из пистолета с глушителем. Дрюня упал навзничь, раскинул руки и выронил оружие. Пули попали в грудь.
Еще один выстрел разворотил дверной замок. В комнату вошли двое в камуфляже и черных масках.
Дрюня собрал последние силы, чуть приподнялся на локтях, харкнул кровью и прохрипел:
– Пришли, монстры?! Меня за святошу? Она даже не девочка, как оказалось… Будь она проклята со своим Богом… Твари! Меня-я-я… – он стал давиться кровью и упал на спину, голова стукнулась об пол. Это был конец. Уставившиеся в одну точку глаза мертвеца продолжали гореть ненавистью и страхом.
– Чего он тут лепетал? – спросил один из вошедших. – Он что, сучонок, ее трогал?
– Кто его знает. Нужно доложить, пусть проверят, – ответил второй и выстрелил в голову Дрюни.
Инок Лазарь с благословения настоятеля переночевал в приходском доме Преображенского храма в Тушине. Утром он молился на литургии и причастился, потом был на праздничной трапезе. Вокруг Лазаря вращались многие: одни пытались брать благословение, другие расспрашивали о кавказских старцах, третьи просили молитв, четвёртые заводили праздные разговоры или приглашали в гости. Всех влекло к современному пустынножителю, посланцу из мира молитвы и безмолвия, так таинственно материализовавшемуся среди московского пекла и суеты.
Инок Лазарь впервые в жизни оказался в таком качестве. Он смущался и с недовольством отмечал, что всеобщее внимание и похвалы пробуждают в душе гордыню. Чтобы как-то этого избежать, Лазарь отвечал общими фразами и пытался уединиться, хотя это плохо удавалось. Плана дальнейших действий у него не было. Можно было найти родителей Неониллы либо связаться с Владом, товарищем Власа, но ни то, ни другое реально помочь делу не могло. Сегодня к восьми вечера от него ждали ответа о невесть куда подевавшихся деньгах со счетов, к которым он уже более четырех лет никакого отношения не имел. Самое печальное, что от этого ответа зависела жизнь инокини Неониллы. В этом Лазарь не сомневался ни на минуту, зная, что Екатерина и Петр шутить не станут.
В сущности, вырисовывался только один вариант: отправляться обратно на загородную дачу и действовать по обстановке. Впрочем, не приходилось надеяться, что удастся вызволить Неониллу силой. Оставался лишь крохотный шанс – если Лазарь нарвется на пулю и погибнет, заложницу выпустят за ненадобностью. «При таком раскладе погибнуть нужно как можно скорее, пока Неониллу не стали резать на части», – думал инок.