– Ты что, Мих? Я перед началом этой фигни их на балконе видел…
Но Миха не слышал и продолжал кричать:
– Ты понял?! Дрюне повезло! Везет дуракам! Меня сюда вызвали, а он сейчас, небось, там водку пьет и яблоками заку…
Он не закончил фразу и вместе с другими открыл беглый огонь по входу, через который пытались прорваться несколько нападавших. Под градом пуль они ретировались.
– Кранты! Патронов больше нет! – диковато засмеялся Миха. – Ну, скажи, кому теперь молиться. Кому?! – и он, не понимая, что делает, схватил за грудки Витьку. Тот не ответил, потому что был уже мертв.
Миха отпрянул. Сел на пол. Вокруг бегали, что-то кричали. Низкорослый крепыш выхватил у Михи пистолет, но, убедившись, что в нем нет патронов, сунул обратно. Крепыш побежал дальше, что-то приказывая. Миха нащупал под футболкой золотой крест. С полминуты сжимал его в ладони. Затем шепотом, а потом все громче и громче, дойдя до крика, стал молиться…
– Были бы мы в Афгане, я б приказал пару ракет из вертолета по этому особнячку дать! Он бы сложился у меня, как карточный домик! – злился руководивший штурмом человек в черной маске. – А то защитники Брестской крепости тут нашлись! Бандиты недобитые! Была бы им братская могила в подвале, – он грязно выругался.
Только что прибывший к месту операции мужчина в неброском сером костюме возразил:
– Нет, ракетами ни в коем случае. Поблизости мирное население. И так фейерверк устроили, на всю жизнь запомнят. Газом, только газом. Мы уже вызвали химподразделение. И почистить везде, чтобы воробей через ограду не вылетел. Позже пустим телевизионщиков с государственного канала. Они предупреждены. Потом сразу – похоронную команду. К вечеру еще приедут спецы, уберут из помещений все наши скрытые видеокамеры и прослушки. Оставьте себе необходимое число людей и контролируйте. Вопросы есть?
– Никак нет. Да, чуть не забыл. В кабинете хозяев при первичном осмотре мной обнаружено письмо от священника из Абхазии, в котором речь идет, если не ошибаюсь, о Замоскворецком. Вот оно. Вы ведь просили уничтожить все следы пребывания Замоскворецкого в особняке…
– Дайте сюда, – потребовал «серый человек», и глаза его заблестели, как у хищника. – С остальным ясно?
– Так точно.
– Выполняйте.
«Химики» сначала пустили в подвал смертоносный газ, а через пятнадцать минут другой газ, нейтрализующий первый, благодаря чему атмосфера помещения опять стала безопасной для человека.
В конференц-зал ворвались бойцы в камуфляже, но сражаться там уже было не с кем. Тем не менее контрольный в голову полагался каждому. Осторожно перешагивая через скрюченные от удушья трупы, бойцы все дальше продвигались по пространству зала. Вдруг один из бойцов насторожился, увидев спокойно сидящего на полу человека. Он со спины бесшумно подкрался к сидящему и пнул его ногой. Тело безжизненно повалилось. Из-под черной футболки выбился висевший на цепочке нательный крест. Боец, движимый любопытством, нарушая инструкцию, присел на корточки и заглянул в лицо лежавшего перед ним человека. На него смотрели широко раскрытые глаза, лучившиеся умиротворением. Бойца передернуло. «Впервые такое вижу, – изумился он. – Покойник, а глаза на сто процентов живые!»
Отбросив колебания, он приставил пистолет к виску человека и выстрелил. Глаза убитого продолжали лучиться.
* * *
Около полудня Дрюня сидел за столом, жевал яблоко и тупо смотрел в монитор ноутбука, где мелькали кадры уже затертого до дыр «Ночного дозора». Он был явно доволен собой. Из-за занавеси донесся слабый стон.
– Ну что, святоша, проснулась? – крикнул он. – Ничего-ничего, погоди маленько, скоро Миха вернется, он тебе укольчик вмажет. И будешь снова баиньки, и правильно, ведь только сон приблизит нас к увольнению в запас!
Про себя Дрюня подумал: «Хорошо бы Миха каждый раз на ночь уезжал. А то слишком правильный, елы-палы».
Во входную дверь негромко постучали. Дрюня взял с табуретки пистолет-пулемет и снял его с предохранителя. «Странно, в калитку никто не звонил, – просчитывал он в уме, подходя к двери. – Миха, что ли, шутит?»
– Кто там?
Вместо ответа через дверь дважды выстрелили из пистолета с глушителем. Дрюня упал навзничь, раскинул руки и выронил оружие. Пули попали в грудь.
Еще один выстрел разворотил дверной замок. В комнату вошли двое в камуфляже и черных масках.
Дрюня собрал последние силы, чуть приподнялся на локтях, харкнул кровью и прохрипел:
– Пришли, монстры?! Меня за святошу? Она даже не девочка, как оказалось… Будь она проклята со своим Богом… Твари! Меня-я-я… – он стал давиться кровью и упал на спину, голова стукнулась об пол. Это был конец. Уставившиеся в одну точку глаза мертвеца продолжали гореть ненавистью и страхом.
– Чего он тут лепетал? – спросил один из вошедших. – Он что, сучонок, ее трогал?
– Кто его знает. Нужно доложить, пусть проверят, – ответил второй и выстрелил в голову Дрюни.
* * *
Инок Лазарь с благословения настоятеля переночевал в приходском доме Преображенского храма в Тушине. Утром он молился на литургии и причастился, потом был на праздничной трапезе. Вокруг Лазаря вращались многие: одни пытались брать благословение, другие расспрашивали о кавказских старцах, третьи просили молитв, четвёртые заводили праздные разговоры или приглашали в гости. Всех влекло к современному пустынножителю, посланцу из мира молитвы и безмолвия, так таинственно материализовавшемуся среди московского пекла и суеты.
Инок Лазарь впервые в жизни оказался в таком качестве. Он смущался и с недовольством отмечал, что всеобщее внимание и похвалы пробуждают в душе гордыню. Чтобы как-то этого избежать, Лазарь отвечал общими фразами и пытался уединиться, хотя это плохо удавалось. Плана дальнейших действий у него не было. Можно было найти родителей Неониллы либо связаться с Владом, товарищем Власа, но ни то, ни другое реально помочь делу не могло. Сегодня к восьми вечера от него ждали ответа о невесть куда подевавшихся деньгах со счетов, к которым он уже более четырех лет никакого отношения не имел. Самое печальное, что от этого ответа зависела жизнь инокини Неониллы. В этом Лазарь не сомневался ни на минуту, зная, что Екатерина и Петр шутить не станут.
В сущности, вырисовывался только один вариант: отправляться обратно на загородную дачу и действовать по обстановке. Впрочем, не приходилось надеяться, что удастся вызволить Неониллу силой. Оставался лишь крохотный шанс – если Лазарь нарвется на пулю и погибнет, заложницу выпустят за ненадобностью. «При таком раскладе погибнуть нужно как можно скорее, пока Неониллу не стали резать на части», – думал инок.
Остановившись на этом плане, Лазарь покинул гостеприимный тушинский храм около двух часов дня и направился к остановке маршрутного такси. Получалось, он сознательно шел на смерть… Может быть, стоило с кем-то посоветоваться или как-то особенно помолиться, но Лазарь был из тех, кто предпочитает действовать решительно и дерзновенно, с какой-то отчаянной надеждой на удачу. С тех пор, как Лазарь пришел ко Христу, надежда «на удачу» сменилась у него искренней верой в помощь Божию. Инок отдавал себе отчет, что, может быть, в данном случае ошибается, но менять что-либо было поздно.
На полпути к остановке перед Лазарем возник некий молодой человек. Он предъявил удостоверение сотрудника ФСБ и сказал с располагающей улыбкой:
– Юлий Юрьевич Замоскворецкий, простите, что обращаюсь к вам по вашему гражданскому имени, вас приглашают пройти в машину, – он указал на припаркованный чуть поодаль черный блестящий «Хаммер» с тонированными стеклами.
Инок остановился.
– Вы понимаете, что вам обязательно нужно пройти в машину? – спросил молодой человек, сделав ударение на слове «обязательно».
– Нет, не понимаю, – отрезал Лазарь и твердой поступью зашагал к «Хаммеру».
Молодой человек усмехнулся ему в спину и пошел следом. Около машины он обогнал Лазаря и открыл перед ним заднюю дверцу.
«Хаммер» последней модели был оборудован по спецзаказу: переднее сиденье отделялось от заднего стенкой. В задней части машины располагался мини-салон с откидным столиком и всевозможной аппаратурой, включая компьютер и укрепленный под потолком телевизор. Здесь Лазаря ожидал человек, одетый во все серое, тот самый, что позавчера посещал бильярдную, а утром этого дня распоряжался около подмосковного особняка.