Ни один мускул на лице Лазаря не дрогнул, хотя такого предложения он не ожидал.
«Серый человек» прокомментировал:
– Хорошо, что вас это не удивило. Не хочу захваливать, но согласитесь, нехорошо зарывать в землю ваш профессионализм. В Афганистане вы воевали геройски. И ваш последующий жизненный опыт в определенном смысле тоже весьма ценен. Если вы хладнокровно оцените ситуацию, то согласитесь, что только жизнь и работа под нашим прикрытием может гарантировать вашу безопасность.
– Меня не интересует моя безопасность.
– Понимаю. Однако поймите и вы: мы могли бы вести с вами эту беседу до освобождения инокини, но это слишком походило бы на торг. Мы спасаем погибающую из-за вас девушку, вы становитесь нашим агентом. Не зря говорят: «Невольник – не богомольник». Поэтому мы решили не ставить вас в безвыходное положение. Мы обращаемся к вашим человеческим и гражданским чувствам, к вашей совести. Повторяю, мы могли бы припомнить все ваши криминальные дела, посчитать, сколько лет вам причитается отсидеть, а потом уже беседовать о вашей работе у нас не в вопросительной форме, а как о решенном деле. Но мы уважаем вас, как личность. И если вам недорога ваша безопасность и жизнь, то, по крайней мере, вы не можете отрицать, что именно мы, а не вы, спасли девушку. А ведь она должна была погибнуть из-за вас! Посмотрите на ситуацию теми глазами, которыми вы смотрели на нее до этого разговора… И потом, вы же понимаете, что все невечно. В конце концов, у нас есть контрактная форма работы, сроки…
– Скажите, – вновь перебил «серого» Лазарь, – что с Князевым?
– Мы не знаем. Ходили разные слухи: то ли внезапно умер от разрыва сердца, то ли скрылся за границей, то ли еще что. Получить достоверную информацию пока не удалось.
…В течение всей беседы Лазаря с «серым человеком» на некотором расстоянии от машины с двух противоположных сторон стояли двое. Долгим внимательным взглядом они всматривались в черный блестящий «Хаммер», словно могли видеть насквозь.
Глава одиннадцатая
У КОСТРА
А ты был не прав –
ты всё спалил за час,
и в этот час большой огонь угас,
но в этот час стало всем светлей.
(«Машина времени»)
Несмотря на летнюю пору, в горах от частых дождей к вечеру становилось зябко. Правда, в день праздника Преображения дождь не лил, однако и солнце не показывалось. Туманные влажные облака окутали горы, напоминая таинственное облако, сошедшее две тысячи лет тому назад на гору Фавор в миг преображения Господня…
Среди высоких лиственных деревьев и зарослей рододендрона в это вечернее время уют создавал лишь гостеприимный костер. На обожженных камнях – пустынническом лесном очаге закипал чайник, а в котелке аппетитно булькала гречневая каша. Несколько пустынножителей сошлись у костра, подобно тому как в ненастную погоду в тихой гавани сходятся корабли. Старец Салафиил держал на коленях картонную коробку, в которой, нахохлившись, сидел большеглазый совенок. Этот совенок неделю назад выпал из дупла и был спасен от верной смерти нашедшим его монахом. Теперь своими не по-птенцовски умными глазами совенок изучал загадочный мир этих странных людей – горных отшельников.
Долговязый монах Давид усадил у костра подошедшего только что иеромонаха Серафима и забасил:
– Отец Серафим, расскажи, что там в Москве?
Иеромонах, с непривычки с трудом устроившись на неровном стволе поваленного дерева, ответил:
– В Москве я редко бываю. Я у себя за городом обычно. А в Москве у меня голова кругом. Насмотришься всякого…
– Ну, а вообще в России? – не отставал отец Давид.
– В России по-разному. У каждого свое: у одних щи без жиру, а у других жемчуг мелкий. Но и у тех, и у других, в основном, главный кумир – деньги. Вот это печально. Встречаются, правда, и духовно живые люди, с непромытыми мозгами, в том числе и молодые… А Православие сейчас переживает кризис: это, как при болезни, либо наступит выздоровление и прилив сил, либо – ухудшение и смерть. Жаль будет, если из Православия сделают дежурную служанку власти. Тогда – рот на замок. И сейчас-то бесстрашное пастырское слово слышится редко, а вот красивые, но пустые слова – сплошь и рядом. Где христианское исповедничество веры?
– Такое не только в России, – грустно вздохнул монах Давид. – Христианство во всем мире переживает кризис. Вся эта секуляризация… Правда, отец? – обратился он к старцу Салафиилу.
– Да, аввочка, правда, – кивнул в ответ старец. Его иссохшее и кажущееся невесомым тело словно колебалось в неровных отсветах пламени. Седые пряди волос красиво лежали на плечах, а длинная клинообразная борода то и дело касалась головы совенка, на что тот, правда, не реагировал.
– Отче, – обратился к старцу иеромонах Серафим, – а что сегодня главное?
Старец Салафиил не отрывал задумчивых темно-карих глаз от костра, точно в его пламени видел незримое:
– Вы с отцом Давидом сами все сказали. Но если добавить… Мне видится, что чистота православной веры и евангельское неотмирное миросозерцание нуждаются сегодня в защите и самом бережном отношении. Атака на Православие идет по этим направлениям: теплохладность и всеядность в вопросах веры подменяют собой ревность о Боге, а любовь к благам мира сего и жестокосердие вытесняют нестяжательность и братолюбие. Если одним словом назвать главную опасность для христиан, то это сегодня – «обмирщение». Оно проникает во все без исключения православные юрисдикции, расслабляет сердца, и те, кто вчера горел евангельским светом, сегодня – как догорающие угли. Люди попробовали Православия, наелись им, увидели, что в устах их оно горькое, как желчь, и выплюнули. И невдомек им, что если потерпеть, то потом эта горечь станет сладкой, как мед. Куда там потерпеть!
По мере сказанного облик старца преображался. Согбенный годами старик распрямился и походил теперь на древнего пророка. Он вдохновенно продолжал:
– «Обмирщение» наиболее ярко проявляется в соглашательстве со злом и в религиозной всеядности. Компромиссы со злом, ради мнимой церковной пользы, особенно процветали в церковной среде в советское время. И сейчас они встречаются. Но главная опасность впереди: именно компромиссы со злом станут основой психологии большинства людей во времена антихриста. Истинная природа таких компромиссов – страх и человекоугодие. Мы сделаем уступку или скажем ложь один-единственный разочек, а гонители нас за это помилуют. Но яд отступничества и лжи, если вольется, то отравит все живое. Сегодня некоторые пытаются изображать из себя патриотов, но мы помним их вчерашние слова при советской власти, полные подхалимства, лицемерия и восхваления чуждых вер. К сожалению, слов покаяния от них так и не прозвучало. А ведь пока они человекоугодничали перед безбожниками, многие простые верующие за свою искреннюю веру сидели в лагерях. Но важно понимать и то, что если кто-то идет на предательские компромиссы, то это – его личный грех, а Церковь остается чиста. Потому что Православная Церковь – это Церковь мучеников и исповедников Христовых, а Русская Церковь – Церковь новомучеников! Сейчас как будто осудили политику соглашательства, но, как ты сам сказал, отец Серафим, бесстрашного пастырского слова не слышно. Будто мы живем не на грешной земле, а в раю и все у нас превосходно. А ведь пастыри призваны вести паству, оберегать, предупреждать, вразумлять, а мерзкие дела обличать, даже если эти дела творят власть имущие. Взять хотя бы такой больной вопрос, как преемственность нынешней власти. Сейчас очень быстро забывается, насколько безбожной, изощренно-сатанинской была коммунистическая власть и ее главный рычаг – КГБ. Сколько человеческой крови и слез, сколько разрушенных судеб, сколько поруганных святынь. Как издевались над людьми и ломали души! Сколько страданий и притеснений пережил тогда православный народ… Мне кажется, что просто сменить название, например, КГБ на ФСБ, недостаточно для того, чтобы изжить черное наследие. Мистическая связь и внутренняя преемственность остается. А это значит, что палач из ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ остался и в ФСБ, только затаился и ждет своего часа, когда, наконец, вновь будет востребован. Здесь без ясного и недвусмысленного покаяния не обойтись. Все должно быть названо своими именами. Зло должно быть осуждено. Но кто об этом сейчас говорит? Наоборот, только и слышишь, прямо как в советские времена: «Миру – мир, мы за мир, да будет мир!» А Господь сказал: «Не мир принес Я вам, но меч!» Этим мечом каждый должен отсечь от себя зло и ложь, а тогда уж в душе будет мир, истинный мир и покой Христов. Иначе никак. Лучше честно умереть в бою, чем встать на колени перед сатаной и сочетаться с ним. Правильно православные греки-ревнители на своем черном знамени написали золотыми буквами «Православие или смерть». И все, кому дорог дух истинного Христианства, должны сегодня поднять это знамя и держать до конца. Святые отцы учат, что лучше умереть, чем согрешить. Вот в этом смысле на нашем знамени должно быть написано «Православие или смерть».