В доме спит зверь, в доме ждёт ангел;
в доме далеко до утра…
(«Аквариум»)
Двое подошедших к дому, где находился Лазарь, видели его склонившимся над листом бумаги в глубокой задумчивости, в комнате на четвёртом этаже. И хотя они стояли по разные стороны кирпичного здания, видели и друг друга.
– Пора поговорить, – беззвучно обратился один из них к другому. – Мы слишком часто встречаемся в последнее время.
– Согласен, – так же мысленно ответил другой, – до того как мы столкнулись с тобой год назад, я не видел тебя, думается, полторы тысячи лет.
– Больше. Мы встречались последний раз в 399 году у смертного одра Евагрия.
– Да, авва Евагрий. Трудное дело…
– Ты был уверен, что победил тогда! – зло улыбнулся первый. – И верно, сколько я сил приложил, пока не увлек константинопольской красавицей этого ученика трех ваших каппадокийцев. Но ты предупредил его в видении, что ему угрожает опасность от мужа той женщины, и толкнул на иноческий путь. Этот презренный трус послушался и бежал в Иерусалим к святоше Мелании Римлянке. Но там я возбудил в новоиспеченном иноке жар ораторского тщеславия, и он чуть было не скинул черные одежды. Однако ты прикоснулся к нему, и он смертельно заболел. Этим воспользовалась Римлянка и побудила Евагрия на откровенность и покаяние, а Галилеянин даровал ему выздоровление и жизнь. Опять лицемерный Евагрий сбежал, на этот раз в пустыню. Хотел укрыться за мантию вашего якобы великого Макария. И укрылся-таки. Строгие подвиги, переписывание книг, постничество, и вот уже сам Евагрий на склоне жизни – учитель, великий богослов, старец и чуть ли не святой. К нему приходило по несколько паломников в день, преодолевая зной пустыни. Что могло быть лучше для вас: мирная кончина Евагрия в кругу учеников? Но ты видел именно меня в день его смерти. Я стоял в отдалении и клялся, что отомщу и ему, и тебе, и Галилеянину. По смерти Евагрия ваши же Соборы осудили его за нечистоту мысли! Он вычеркнут, вычеркнут, вычеркнут из ваших книг и вписан в наши.
– Неправда твоя, – последовал ответ. – Авва Евагрий не был лицемером и трусом. Выросший у ног святителя Василия Великого, разделивший с двумя святыми Григориями горечь борьбы за Христа, он искренне верил в то, что делал и чем жил. Да, в Константинополе он горячо полюбил упомянутую тобой женщину. Любовь стала взаимной, женщина беззаветно полюбила Евагрия, хотя такая любовь не сулила ей ровным счетом ничего доброго. В свое время бедные родители по расчету выдали ее за состоятельного, но бессердечного вельможу, и она полностью зависела от него. А Евагрий должен был сделать окончательный выбор, чтобы помочь и себе, и своей возлюбленной. Он страдал, и ты прекрасно знаешь, сколь многое тогда зависело от его выбора, как сейчас очень многое решит выбор Лазаря. Да, я помог Евагрию… Наверное, преждевременно. Следовало все предоставить его свободной воле, и тогда, быть может, он сначала очень низко бы пал, зато потом взлетел бы. Хотя как знать? А получилось, что он не переплавился до конца в горниле страданий и где-то в тайниках души осталась крупица нечистоты мысли. Всего одна крупица, приведшая к его посмертному Соборному осуждению. Но кто познал глубины Промысла Божия?.. Не потому ли Бог иногда судит быть обесчещену праведнику, чтобы он до конца искусился и очистился в горниле человеческого поругания. Соборы Церкви – это суд, но их приговор действителен лишь до времени Страшного Суда. Там и только там Всемилостивый и Справедливый Судия скажет Свое окончательное слово на всю вечность. Так что не торопись ликовать. Только Бог знает о грядущей участи Евагрия.
– Оправдывай, оправдывай своего неудачного подопечного! Хорошо ты ему помог! Помоги теперь также Лазарю! – говоривший перешел на беззвучный крик.
– Нет, на этот раз я не повторю подобного. Пославший меня хочет, чтобы Лазарь и Синильга решили все сами. А я здесь лишь для того, чтобы молитвой помогать им. Молюсь, чтобы Вечная Любовь помогла любящим и страдающим найти искомый ответ. И еще, как ты, вероятно, догадываешься, я здесь для того, чтобы ты не посмел вмешаться в ход дела. Все должно быть честно.
– Но ведь дело сделано, все ясно! Ты слышал, что девушка говорила Лазарю вчера в машине? Ты видишь, что он сегодня утром написал на листке? Все решено – он оставляет иночество.
– Мне пока ясно только одно – они любят друг друга, об остальном судить рано. Они договорились встретиться вечером, так что время есть. Подождем.
– Хорошо, подождем… Но какой бы выбор они ни сделали, они проиграют. Это называется «двойной капкан». Ладно, не будем спорить. Что же нам, так и стоять здесь соляными столбами? Раз уж мы оба посланы сюда и должны ждать, а ты вдобавок приставлен следить за мной, то давай поговорим лицом к лицу. Встретимся, так сказать, по-людски. Разумеется, никакого перемирия. Обнажим шпаги остроумия и острословия ради пославших нас и посмотрим, кто искуснее.
– Пусть будет так, – немного подумав, согласился собеседник. – На каком человеческом языке предпочитаешь общаться?
– Забавно поболтать на праязыке первых людей. Вообще люблю говорить на мертвых языках. Можно на латыни, например. Красиво, хотя немного банально. Или на языке ацтеков. Весьма оригинально. Собственно, мне все равно. Выбирай ты.
– Я в таких случаях предпочитаю говорить на языке страны, в которой нахожусь, или народа, с которым имею дело. Но здесь получается непросто: имеем дело с русскими, а находимся в Америке.
– Современные языки… Скучно. Впрочем, мне все равно. Давай по-русски. Если надоест, перейдем на английский.
– Договорились.
Почти одновременно собеседники материализовались и двинулись огибать дом по направлению друг ко другу. Они сошлись на углу.
Один из них выглядел похожим на персонажа гангстерского кино: длинный темный плащ, элегантный костюм, черные лаковые ботинки, рубашка с золотыми запонками, галстук с дорогой заколкой в виде змеи, шляпа, охваченная по кругу черной бархатной лентой, короткая модная стрижка, хищный и одновременно притягивающий прищур глаз, дымящаяся сигарета в длинных неровных пальцах. Он казался значительно взрослее и утомленнее своего собеседника.
Другой был одет в светлый легкий полуплащ, белую, тонко расшитую бисером свободную рубашку, белесые джинсы и светлые, не по сезону, летние туфли. Вокруг шеи с изящной небрежностью был накинут почти прозрачный шарф, красиво развивавшийся от малейшего дуновения ветра. Длинные волнистые волосы золотистого оттенка, были перехвачены широкой лентой, на манер древних тороков, непременного атрибута ангельского головного убранства на иконах. В правой руке он непринужденно держал что-то наподобие маленького брелока в виде старинных весов. Выглядел он молодо. Лицо его было открытым и добрым, но с оттенком той мудрой печали, что украшает прежде времени повзрослевших юношей. Он заговорил первым:
– Меня зовут Возвышение Божие или просто Высота. Ты назовешь свое имя? Только не лги. Если не хочешь открываться, лучше промолчи.
– Высота-а-а… – присвистнул собеседник, выпуская тонкую струйку сигаретного дыма. – Это серьезно! Значит, и в самом деле многое зависит от того, какой выбор сделает эта парочка, раз послан сам Высота. Естественно, и эти весы в твоей руке, Иеремиил. Как же я не приметил их тогда, у смертного одра Евагрия? Ты ведь, насколько я знаю, с ними не расстаешься с того дня, как тебя стали посылать к людям. Значит, в деле с Евагрием я победил самого Иеремиила! Что ж, я не буду тебе врать относительно моего имени, потому что мне есть, чем гордиться. Я – Руф.
– Руф, Руф… – на мгновение задумался юноша и потом, словно что-то вспомнив, торжествующе воскликнул: – Чем же тебе гордиться!? Тем, что тебя победила пятнадцатилетняя Марина?!
– Гордиться мне есть чем, помимо этой девчонки. А, собственно, что Марина? – не подал вида Руф. – Не так уж она и победила. Это трус Феотим, отважный подглядыватель через окно темницы, все потом разукрасил и расписал, как в сказке: «Зловонный дракон, с множеством змей на шее… Рванулся и упал, чрево его расселось и он лежал мертвым…» Знаю, читал эти фантазии. Хорошо хоть потом кое-где в «Житиях» подчистили этот бред. Правда, приписали мою неудачу моему господину, который и правда там был, но только позже. Зато вконец запутали дело, потому что про ночной визит Феотима вычеркнули, и стало непонятно, откуда вообще известно про эти геройства Марины против нас, да еще в таких подробностях, если в темнице никого из людей больше не было, а Марину вскоре казнили. Вот и хорошо, что запутали… – Руф жадно затянулся и обильно выпустил дым. – Ладно, ты скажи, где этот ваш сказочник Феотим видел, чтобы духа можно было убить? Где он видел мертвого духа?!