Из «Мондриана» я поехала к Эмили. Из садика за берлогой Козлобородых доносился хохот и пахло горелым. Но я прошла мимо, прямо в дом, слава богу, пустой, и улеглась на диван. Даже свет не стала включать. Так и лежала в темноте, чувствуя себя подавленной, вялой и потерянной.
После отъезда Шэя в Лондон время от времени до меня доходили новости о нем. Летом он работал где-то в Кейп-Код, окончил университет, ему предложили работу в Сиэтле. В какой-то момент я поняла, что все кончено, он никогда не вернется ко мне. Я изо всех сил пыталась построить отношения с другими мужчинами, но продвижения не было. Однажды вечером в одном из пабов в центре города я неожиданно встретила Гарва. Мне тогда был двадцать один год. Больше трех лет прошло с нашей последней встречи. Как и Шэй. он уехал и поступил в колледж. В его случае это был Эдинбург. Но он вернулся, нашел работу в Дублине. Пока мы делились новостями, я ощутила приступ вины за то, как обошлась с ним. И не могла даже посмотреть ему в глаза. В ходе разговора обо всяких пустяках я робко извинилась и, к моему облегчению, он рассмеялся:
– Все в порядке. Мэгги, забудь. Это было сто лет назад.
Он был таким милым, что впервые за долгое-долгое время во мне шевельнулось чувство.
К моему большому удивлению, я снова стала встречаться с Гарвом, моим самым первым бой-френдом, с которым я встречалась в семнадцать. Меня очень забавлял наш новый роман, как, впрочем, и всех остальных. Но в тот день, когда я сняла улитку с лобового стекла его автомобиля и бросила ее в микроавтобус с монашками, это перестало казаться таким смешным. Я поняла, что влюбилась в него.
Я очень любила Гарва. Он такой хороший человек. Хотя у него и не было такого яркого обаяния, как у Шэя, он тоже сумел очаровать меня. И я считала его замечательным. Гарв не был таким красавчиком, как Шэй, но его привлекательность была более изысканной, и она запала мне в самое сердце. Всякий раз при взгляде на него моя кровь начинала бурлить. Мне безумно нравилось в нем все: глаза, шелковистые волосы, рост, большие руки, его запах, напоминающий отутюженный хлопок. Более того, мы были еще и лучшими друзьями. Я обо всем могла рассказать ему. Я даже поведала ему все подробности моих отношений с Шэем и увидела с его стороны искреннее сочувствие. Он ни капельки не осуждал меня.
– Я ведь не убийца, которой предстоит гореть в аду? – взволнованно спрашивала я.
– Разумеется, нет. Никто не может сказать, что тебе легко далось это решение.
Я чувствовала облегчение, что мне посчастливилось встретить такого великодушного человека, как Гарв.
Однако, когда мы объявили о своей помолвке, некоторые повели себя странно. В частности, Эмили.
– Я боюсь, тебе нужно все взвесить, прежде чем выйти за него.
– Я думала, он тебе нравится, – обиделась я.
– Я его обожаю. Но ты так сохла по Делани, а Гарв от тебя без ума… Слушай, я просто хочу, чтобы ты была уверена, что хочешь создать семью именно с ним. Подумай над этим.
Я обещала подумать, но не стала, так как знала, чего хочу.
Мы поженились. Переехали в Чикаго. Вернулись в Дублин. Завели кроликов. Попытались завести ребенка, пережили один выкидыш, потом второй, и видели, что мое прошлое не отпускает меня.
Долгое время я была единственной, кто делал аборт. Потом, в двадцать пять, аборт сделала Донна, а сестра Шинед избавилась от ребенка, когда ей был тридцать один год. Оба раза меня просили рассказать, как это было со мной. И я честно говорила им, что думала: это их тело и у них есть право выбора. Не нужно верить тому, что кричат противники абортов. Но, по крайней мере, им, как и мне, не стоит рассчитывать, что этот опыт никак на них не скажется, необходимо подготовиться к последствиям. Нужно будет пройти весь путь: от вины до любопытства, от шока до сожаления, от ненависти к себе до облегчения.
Хотя я была рада, что теперь я не одна такая, эти аборты снова всколыхнули мои воспоминания. Я чувствовала себя так, словно мне пришлось снова пройти через это. Но шло время. И я жила дальше с памятью об этом аборте. С каждым годом я думала о нем все меньше. Только в годовщины мне было тяжело, я даже не понимала почему, по крайней мере, не сразу понимала. А потом вспоминала, какой сегодня день, и начинала думать, как сейчас выглядел бы мой малыш в три, шесть, восемь, одиннадцать лет…
Правда, я надеялась, что это растворится в моем прошлом, пока во время последнего визита к доктору Коллинзу, в тот судный день, я не поделилась своей тревогой, терзавшей меня.
– А могли ли быть выкидыши связаны с тем, что я что-то повредила?
– В каком смысле повредили?
– Я делала операцию.
– Какую? Прерывание беременности?