– Да все нормально.
Серьезная проблема, на которую следовало бы реагировать иначе, но самое большее, что я смогла из себя выдавить:
– Анна, ты уже не маленькая, тебе двадцать восемь.
– Знаю, – грустно ответила сестра. – Я знаю.
12
Новость о Гарве меня подкосила. От этого было никуда не деться. Но остальные не позволяли мне ему позвонить.
– Нет, пока ты так расстроена, – твердо сказала Эмили.
Я же была взбешена, мне нужны были ответы. Как это произошло? Когда все испортилось?
– Ты догадываешься, кто эта женщина? – поинтересовалась Лара.
– Да.
– Но ты надеешься, что все перегорит и вы снова будете вместе? – высказал свое мнение Трой.
– Нет.
Если быть стопроцентно честной, то я и раньше не хваталась за возможность воссоединения. Но подозревать и знать наверняка – две большие разницы. Теперь я знала наверняка, и это значило, что я была раздавлена, опустошена, растеряна. И начала вспоминать детали своего последнего визита в свое бывшее семейное гнездышко. Я ходила туда, чтобы забрать свои вещи перед поездкой в Лос-Анджелес. И никаких свидетельств того, что здесь происходили страстные любовные игрища, не заметила. Да ладно вам, я же предупредила Гарва о своем приходе, так что у него было время вытереть мороженое, которое они использовали в качестве интимного артефакта.
– Я сама от него ушла, вы же знаете.
Моя напускная храбрость была неубедительна. Тем более когда я добавила:
– Это просто символическое освобождение.
– А давайте куда-нибудь пойдем! – предложила Эмили, когда увидела, как жадно я смотрю на телефон.
И мы отправились в кино. Все, кроме Дезире, которая осталась дома. На ее мордочке было страдающее и мужественное выражение «так и быть, посмотрю этот фильм, когда он выйдет на видео».
В Санта-Монике кинотеатров штук сто. Почти как пабов в Ирландии. Я села между Троем и Джастином, которые стали усиленно пичкать меня всякой жрачкой. Но я покачала головой, когда Джастин протянул мне ведерко с попкорном, величиной с урну, и отказалась от бадьи с конфетами «Твиззлерс», предложенной Троем.
– Не хочешь? – с удивлением прошептал Трой.
– Нет.
– Дай мне руку.
Я протянула руку, и он аккуратно намотал мне вокруг запястья длинную красную лакричную конфету.
– На всякий случай. – Его зубы блеснули в темноте кинозала.
Никаких шансов увлечься и забыть о своих неприятностях во время просмотра фильма у меня не было. Особенно когда оказалось, что это стильный, жестокий и запутанный триллер, в котором плохие копы и хорошие злодеи надували друг друга, и не раз. Я была слишком потрясена, чтобы следить за многочисленными переменами в расстановке сил. В отличие от Троя, который, казалось, полностью погрузился в фильм. Когда кто-то изначально плохой оказывался хорошим, он так радостно восклицал «Ага!», что я аж подпрыгивала. С другой стороны от меня сидел Джастин. Его рука ритмично двигалась от ведерка с попкорном ко рту и обратно. Я находила это очень успокаивающим. Он лишь раз остановился, нарушив ритм, чтобы шепнуть мне, когда невинный (и должна признаться, довольно толстый) «бедняга Джо» погиб при перестрелке:
– На его месте должен был быть я!
И еще раз, когда плохой (впоследствии оказавшийся хорошим, но в конце фильма – все-таки плохим) отрезал собаке хорошего (впоследствии оказавшегося плохим) ухо и прислал хозяину:
– Ой, господи, как я рад, что Дезире нет с нами и она не видит этого!
Когда мы высыпали из кинотеатра, Трой спросил:
– Нам понравилось?
– Я не смогла уследить за всеми перипетиями, – призналась я.
– Да уж, – с сочувствием вздохнул Трой. – Напихано всего до чертиков.
– Не уверена, что это единственная причина, – сказала я. – Если честно, то я никогда не умела внимательно следить за всеми поворотами сюжета в подобных фильмах.
У меня всегда был Гарв, который разъяснял мне все в конце. Но этого я не сказала, только подумала.
Странно, какие глупости лезут в голову. Все кажется таким ужасным, бесповоротным и неправильным не потому, что я лишилась спутника жизни, и не потому, что у нас уже никогда не будет ребенка, а из-за того, что остаток жизни мне будут непонятны триллеры. А еще мне придется врубаться во все эти курсы обмена валют. Гарв был просто человек-калькулятор. «Три за фунт», – объяснял он мне, вручая пачку иностранных банкнот в начале отпуска.
– Ага, чтобы понять, сколько это стоит на наши деньги, мне нужно умножить на три?
– Не умножить, а разделить, – терпеливо говорил Гарв.
Ну вот, триллеры я понимать не буду, к тому же меня ожидает в будущем обнищание, поскольку меня будут обманывать все торговцы на рынках.
– Тебе нужно поговорить об этом, – настаивала Эмили, когда мы вернулись домой и наши гости удалились восвояси. – Я знаю, что тебе не хочется, но это поможет, клянусь.
Видите, когда у Эмили все наладилось, она с новыми силами сосредоточилась на мне и моих неприятностях.
– Вы, калифорнийцы, – усмехнулась я. – Говорите обо всем. Словно это помогает.
– Лучше, чем прятаться от своих проблем и пытаться похоронить их. – Эмили слишком хорошо меня знала.
– А от разговоров какая польза? – сказала я беспомощно. – Может, мне вообще не стоило выходить за него замуж?
– Может быть, – невозмутимо отозвалась Эмили.
В свое время она мне это говорила. После нашей помолвки, вместо того чтобы визжать от восторга и отпускать сальные шуточки по поводу моего кольца, она трезво заметила:
– Я боюсь, тебе нужно все взвесить, прежде чем выходить за него.
– Я думала, он тебе нравится, – сказала я обиженно.
– Мне он очень нравится. Просто я хочу, чтобы ты была уверена. Подумай об этом.
Но я не стала думать, так как мне казалось, что я знаю, чего хочу. Оглядываясь назад, я иногда думала: вдруг Эмили была права? Может, я решила, что делаю на сто процентов верный шаг. Но все было не так уж плохо…
– Мы отлично проводили время все эти годы. – Я услышала, как дрожит мой голос.
– И что случилось?
Я надолго замолчала.
– Давай вернемся в начало, и ты мне все расскажешь по порядку. Это поможет все расставить по своим местам. Начни с кроликов, – потребовала Эмили. – Давай, полностью ты мне эту историю никогда не рассказывала.
Но мне не хотелось ни о чем рассказывать. И особенно о кроликах. Потому что об этих чертовых кроликах нельзя рассказать так, чтобы не вызвать бурю смеха. А я была не в настроении смеяться над причинами, по которым распался мой брак.
Началось все вполне невинно. С пары тапочек. А случилось вот что. Как-то на Рождество кто-то подарил мне пару тапочек в виде пушистых черных кроликов. Мне они безумно понравились. Но не только потому, что они сохраняли мои ноги в тепле, но и потому, что они такие хорошенькие и миленькие и при этом не плюшевые игрушки. Если кто-то этого не понимал, то я всегда могла сказать, что вообще-то это тапочки. Я не принадлежу к числу дамочек, складирующих на подоконнике в спальне армию пушистых дельфинчиков, цветных обезьянок и мягких цыпляток, которые смотрят глазами-пуговками на гостей и пугают их до смерти. О нет. У меня была пара тапочек, и все. Они были сделаны из искусственного каракуля, который в Ирландии называют «астраханским мехом». И когда Гарв придумал им имена, то был явно под влиянием далекого города Астрахани. Оба имени были русские. Валя и Владимир. Я никогда не могла их различить. Но Гарв объяснил, что у Владимира ухо смешной формы, а у Вали нос как кусочек шоколадки «Тоблерон». Никогда не понимала, почему просто нельзя сказать «треугольный». Валя была типа роковая женщина и иногда несла всякую ерунду: «У меня быть мнёго-мнёго любофник». Иногда она давала мне советы, что надеть. Владимир, которого по голосу было практически невозможно отличить от Вали, был раньше партийным аппаратчиком, которого лишили всех привилегий. Довольно мрачный тип, хотя Валя тоже была мрачновата.
Время от времени Гарв вел беседы с помощью каракулевых тапочек. Он надевал тапок на руку, покачивал им и говорил: