Мадам Аннушка оказалась холодноватой бледной русской. Она была шокирована тем, как ужасно выщипаны мои брови.
– Плёхо, – сказала она. – Ошень плёхо.
Было настолько «плёхо», что ей пришлось сесть на минутку, чтобы издать глубокий прочувствованный вздох. Затем она поднялась и решилась бросить вызов моим ужасным бровям.
– Мы сделаем фсё возможное, – сказала она, заливая мне на веко горячий воск.
Ее акцент мне кого-то напомнил, вызвал приступ ностальгии. Я вспомнила, кого именно – Валю и Владимира. Гарва и его списки покупок. Словно я открыла дверь в промозглую комнату в своей душе. Затем, к счастью, Аннушка, рванула полоску воска, и острая боль затмила все воспоминания.
Процесс был ужасно неприятным. Когда мадам Аннушка дергала, то казалось, что меня атакует тысяча малюсеньких стрел. Глаза слезились. И очень хотелось чихать. И все время она отдавала мне приказания с Валиным акцентом.
– Пинцет, – пробасила она, как хирург в «Скорой помощи». – Еще фоск.
Я подавила в себе порыв и не спросила, есть ли у нее «мнёго-мнёго любофник». Но я бы и так сказала, что есть, потому что выглядела она отлично.
Через какое-то время (которое показалось мне бесконечностью) ужасное вырывание волосков продолжилось над вторым глазом. Пожалуй, было даже больнее, чем над первым. Я молилась, чтобы все скорее кончилось.
Наконец все стихло. Воцарилась тишина, какая бывает, когда отстреляло последнее зернышко попкорна в кастрюле. Я открыла глаза и попыталась подняться на ноги. Но меня тут же остановил настойчивый Аннушкин вопль:
– Нет!
Я послушно легла обратно и закрыла глаза. Ничего не происходило. Я осторожно приоткрыла глаз и увидела, что Аннушка сосредоточенно изучает меня.
– Самое трудное – понять, все или не все, – сказала Лара с восхищением. – Все знаменитые актеры так говорят.
В течение следующих десяти минут из правой брови вырвали одну волосинку, из левой – ни одной, и только тогда Аннушка сочла нужным объявить:
– Готово!
Я села и посмотрела на себя в зеркало. Нос красный. Глаза слезятся. Словно я ревела неделю подряд. Я напомнила себе кого-то. Кого? А, меня. В прошлом феврале. Но брови выглядели отлично, спору нет.
– Лучше, чем подтяжка лица, – сказала Аннушка.
Где я уже это слышала? И опять-таки почти так же дорого.
Когда мы сели обратно в Ларин джип, ситуация изменилась. Лара внезапно почувствовала себя не в своей тарелке, и это ощущение заполнило небольшое пространство салона.
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – сказала Лара и взяла меня за руку.
Я с тревогой посмотрела в ее голубые глаза. Господи, началось! Ухаживания со стороны лесбиянки! Тотчас мои чувства обострились. Я заметила, что от Лары пахнет клубникой и что у нее такие длиннющие ноги, что сиденье машины отодвинуто назад, насколько возможно… Она поднесла мою ладонь к лицу. Собирается поцеловать? А потом в губы?
– Мне ужасно неудобно тебе это говорить, – вздохнула она. – Но у тебя ужасные ногти. Тебе надо сделать маникюр.
Сначала я даже не поняла, что она отпустила мою руку. Никаких ухаживаний. Просто еще одна задача Лариной миссии по приведению меня в божеский вид. Чтобы соответствовать лос-анджелесским стандартам.
– Ты когда-нибудь делала маникюр?
– Разумеется.
Когда выходила замуж. И потом еще один раз.
– Но довольно давно, да? Ладно. В Санта-Монике, на углу Аризоны и Третьей, есть отличное местечко. «Рай для ногтей». Там работают девчонки из Тайваня. Просто супер! Скажи, что это я тебя прислала.
Я ждала, когда она схватит карманный компьютер и запишет меня на маникюр, но этого не произошло.
– Ты не… – Я постаралась сказать это нормальным тоном. – Не запишешь меня?
– Не надо. На маникюр не надо. Это же цивилизованная страна! Эй, ты не сердишься на меня?
– Нет.
– Ну и ну! Что сейчас будем делать? Выпьем? Или поужинаем? Или..
Мы еще не успели принять решение, как зазвонил мобильный.
– Да, – Ларины глаза скользнули по мне. – Она со мной.
Это Трой! Отыскал меня! Жаждет заняться со мной сексом.
Но это был не он, а Джастин. Эмили позвонила ему и велела развлечь меня сегодня вечером.
– Можно я тоже поеду с вами?
– Сегодня без Нади?
– Без.
Она почему-то погрустнела. Повернула ключ в замке зажигания, и мы поехали к дому Джастина. Небольшая гасиенда с красной крышей, множеством арок в испанском стиле и коваными ставнями на окнах. На Джастине была бело-зеленая гавайская рубашка, которую я раньше не видела. Должно быть, у него таких рубашек тысячи.
– Привет, как ты? – спросила я.
– Страдаю, – ответил он еще более визгливым голосом, чем прежде.
– Что такое, дорогой? – обеспокоенно спросила Лара.
– Мою роль отдали другому парню. Посмотри на него! – Он стукнул по газете тыльной стороной ладони, а потом показал нам маленькую фотку «другого парня». Это было опрометчиво. Тот был похож на Джастина, как брат. Только слегка полнее и посимпатичнее, а лицо проще и открытее.
– Все, что я умею делать, – быть толстым и позволять себя убивать, – сказал раздавленный горем Джастин. – Если я не смогу этого, то останусь без работы. Я – полный неудачник.
Мы с Ларой энергично принялись утешать его. Напомнили, что он прекрасно массирует ступни и вкусно готовит (по словам Лары). Наконец он оживился.
– Простите, девочки. Так что мы будем делать? Можно сходить в кино.
– Это мне подходит.
Поход в кино – это возможность под покровом темноты сожрать кучу всяких сладостей.
– Как насчет «Летающих свиней»? – предложила Лара.
– Не, прошлый фильм этого режиссера мне совершенно не понравился, – поморщился Джастин.
– Какой именно? «Самоанализ»?
– Нет, «Свежий блюз».
– Что, и это он снял?
Пока они обсуждали родословную разных фильмов, идущих сейчас на экранах Лос-Анджелеса, я отключилась. Это единственный минус общения с людьми из мира кино – они слишком много знают. Включилась я, лишь когда они наконец обозначили фильм, на который мы пойдем. «На семь футов вниз».
– Черная комедия, – прокомментировал Джастин. – Ее снял парень, который…
– Короче, фильм хороший. – Меня больше интересовал пакетик драже «M&M's», которыми я буду наслаждаться во время просмотра.
Когда мы вышли из дома, я заметила фамилию на почтовом ящике Джастина – Тайм.
– Джастин Тайм? Отличное имя, оно…
– Нет, – опередил он меня. – Это не настоящая моя фамилия. Я взял ее, чтобы выделяться из тысяч других толстяков.
Утром в воскресенье мне очень захотелось, чтобы Эмили вернулась. И чтобы Трой позвонил.
Когда он вероятнее всего должен позвонить? Какие правила? Может быть, еще слишком рано, суток не прошло. Я посмотрела на часы. Ну, чуть больше суток. Ничего, это тоже немного. Я могла бы позвонить ему сама. Так поступают нормальные люди. Я должна начать вести себя как нормальная. Но у меня не было его номера телефона.
Я бесцельно открыла несколько ящиков в буфете, но не нашла ничего интересного, затем принялась разглядывать пол. Так хотелось, чтобы Эмили вернулась домой после своего секс-марафона с Лу. Это воскресный синдром. Он одинаков во всех странах.
Когда зазвонил телефон, выброс адреналина был так силен, словно у меня случился сердечный приступ. Нервы натянуты как струны. Через секунду я схватила трубку. Но это был не Трой, а мама.
– Ты в порядке? – спросила она.
Я кивнула в знак согласия. Из-за разочарования даже говорить не могла.
– Там хорошо?
Я быстро взяла себя в руки.
– Прекрасно! Просто прекрасно!
Мне не хотелось нотаций по поводу возвращения домой.
– Милые люди, отличная погода…
– Солнечно? – перебила она.
– Солнечно? Не то слово! Стены плавятся!
– Мне тоже хотелось бы капельку солнца, – с тоской сказала она.
У меня зародилось небольшое сомнение, так что я пошла на попятный.