чина ты. Другой бы на твоем месте воспользовался напрашивающимися замужними дурами, да и в ус не дул. В понедельник хочешь эту, во вторник - другую, третью на среду, на четверг и пятницу тоже... Марья Ивановна на субботу... Тьфу! Похоже я начал поддаваться стаду. Похоже я переставал быть собой - представляя все это новомодное свихнувшееся поколение «нимфоманов» и нимфоманок. Да, черт возьми, я другой! И я не хочу жить и любить предателя! Чувствовать его рядом с собой! Выносить эту самую свободную любовь! Я хоть и другой, но я правильный, может единственный правильный в этом свихнувшемся, сломавшемся обществе! Один... От этого слова мне стало еще хуже. Я шел, не разбирая дороги, не видя луж под ногами, только огни вечернего испорченного города маячили пред глазами, словно калейдоскоп мельтешащих лиц, таких ярких и таких разных, но таких размытых в своей простой до безобразия натуре. Я шел и шел, и ничего почти не видел, так... звуки, образы, очертания и огни, огни, огни... как Ангелы.... И почему я их вспомнил? Нет же их, никто не видел, никто не чувствовал их всепоглощающую любовь и заботливую помощь. И никто уже ничего от них не ждал очень давно. Может поэтому не помогают? Может... - Помогите... - тогда прошептал я, посмотрев вверх, в чернеющую даль небосклона, а сверху, словно их слезы, моросил дождь. Раздавшаяся рядом трель трамвайного сигнала привела меня в чувство. Я еле успел соскочить с рельс, когда мимо меня пронесся двойной желтый вагон. Ну и что? Я пригрозил вслед рукой, ничуть не чувствуя страха. Ну и что, если бы сбил! Нашел, чем напугать. По другому пути в обратную сторону шел второй, похожий. Поиграть что ли в рулетку? Успею - не успею? Но интерес так и не вспыхнул: я знал, что успею, так как кончать с жизнью совершенно не хотелось. Не в моих правилах. И тут я заметил мальчишку. Лет десяти, не больше. Он шел сквозь вечернюю полутьму, целиком погрузившись в смартфон и ничего не замечая. Водитель трамвая тоже пока ничего не подозревал... Я один видел, что их встреча на рельсах неизбежна. И бросился вперед - наперерез трамваю и мальчишке, не замечая в замедленной картинке ничего вокруг. Ни то, что мальчик уже вышел на пути и в удивлении остолбенело поднял голову, не в силах уже отскочить, ни то, что водитель тоже заметил пацана, активировал тормоза, но попробуй такую махину быстро останови, тем более в дождь. И я врезался в пацана, сбивая с ног, в тот момент, когда трамвай готов был смести его. Меня касанием все же приложило о бок трамвая, мы с мальчишкой покатились по траве вне трамвайных путей. Бежали люди, что-то кричали. Парнишка лишь вскочил, бросился ко мне и начал спрашивать. Я еще не мог нормально думать: видимо приложило меня все-таки знатно, но я улыбался ему в лицо. - Как вы? Простите меня. С вами все хорошо? - спрашивал он, не зная, чем помочь. - Всё! - наконец сказал я. - Всё нормально. - И поднялся. Пусть еще болела спина, пусть в голове еще не слишком ясно. Люди, видя, что все обошлось, стали расходиться. - Ты почему в такое время один? И куда шел, не глядя по сторонам? - Я... я... - замялся мальчик. Но потом, чувствуя, что человек, только что спасший его, не может быть врагом. - Я к маме на работу. Встречаю частенько, а то страшно небось по темноте домой возвращаться. - А почему отец её не встречает? - В командировке, - быстро буркнул мальчишка. - Спасибо еще раз вам. - Не за что, - отмахнулся я, и почему-то спросил: - А далеко работа-то у мамки? - Да нет, вон за дорогой на той стороне. Консультантом работает. - Давай провожу, а то мало ли под чего еще тебе захочется прыгнуть, - улыбнулся я. - Пойдемте, - пожал плечами тот. Почему мне захотелось довести его до мамки? Возможно, сыграл тот всеми известный принцип: «мы в ответе за тех, кого приручили». В моем случае - кому помог. Да и собеседника у меня давно не было. Хотя какой собеседник из десяти-одиннадцатилетнего мальчишки? За десять минут, пока шли, обмолвились несколькими фразами. Ничего не значащими, дежурными. - Как звать? - Максим. - Учишься? - В третьем классе. - А отец часто в командировках? - Не часто, а долго. - Мать консультант? - Ага. - И кого она консультирует? - Продавец-консультант. - А-а-а... И во сколько заканчивает? - В десять. - Ну, не долго еще. Пришли. Давай сдам тебя ей и пойду... Мы вошли в светлый зал торгового центра, прошлись меж арендованных стеклянных витрин магазинов. Несмотря на поздний час, по нему бродили люди - этакие зомби-шопоголики, если вы понимаете, о чем я. Вошли в частный магазин, обвешанный одеждой. Ввиду дорогой и маленькой площади шмотки висели везде, кроме разве что люстры, и то потому, что она была вмонтирована в потолок. - Мам! - позвал Максим. Откуда-то из-за вешалок выглянуло красивое личико девушки лет двадцати пяти-тридцати. Она обеспокоенно уставилась на наши грязные физиономии и, элегантно скользя среди вешалок, подбежала к своему сыну, присела на колени и принялась его осматривать со всех сторон. - Где? Где тебя носило! Чертенок маленький! Почему весь в грязи? - Он, - Максим указал на меня, как ни в чем не бывало, - спас меня от трамвая. Оттолкнул. Мать широкими глазами посмотрела на меня, очень быстро на них навернулись слезы, а губы задрожали. Она некоторое время сидела прямо на полу, потом почему-то прошептала, глядя на нас: - Ангелы... - и принялась суетливо бегать по магазинчику. - Я закрываю, мы идем домой. Максим я быстро. Потом она вынырнула откуда-то из вороха одежды. - Можно позвать вас на чай к нам? - стыдливо спросила она. - Вы спасли мне сына, и я просто обязана вас чаем напоить, да и одежда вон... теперь грязная. - А если муж из командировки вернется? - печально спросил я. - Какой муж? - тут же нахмурилась она. Я в недоумении посмотрел на мальчишку, тоже сделала и она. - Да ладно, ладно! - замахал Максим руками. - Пошли уже на чай!