На крышке несессера стояли инициалы: К. А. М. Они не говорили мне ни о чем. Кеннет? Пожалуй. Или Анджела? Кем она была? А сам автор, девушка по имени Виктория? Все они — родня и, так или иначе, мои родственники. Допустим. Это сущий пустяк: кто угодно мог бы оказаться моим кровным родственником. Но именно поэтому я углубился в дневник — поэтому не выбросил жуткий документ, не сжег его, а, вопреки своему отвращению, очаровался им.
Возможно, следует рассказать кое-что о доме, упомянутом в дневнике. Похоже, это тот самый дом, что я унаследовал от покойной тетки, — теперь он уже продан. Хотя само место не описывается, по крайней мере, один раз говорится о серии комнат с «двойными дверьми». Наверное, речь идет о комнатах в восточном крыле дома, пристроенном в XVII столетии. Между дверью, ведущей в коридор, и той, что открывается в комнату, есть маленькая промежуточная передняя, обшитая светло-серыми панелями и служившая добавочным чуланом. И я хорошо помню (ведь мы всегда занимали эти комнаты в детстве во время приездов), что это были звуконепроницаемые помещения со спертым воздухом, полностью поглощавшие шум, который мы поднимали, играя в дождливые дни. Я говорю об этом, поскольку, мне кажется, это объясняет, почему никто не слышал никаких звуков и даже не догадывался о необычных событиях, описанных в этой книге. В то же время трудно поверить, что никто ни разу не помешал этим занятиям, а объяснение, будто весь дом спал, хотя и правдоподобно, все-таки недостаточно.
Можно предположить, что между жильцами дома и этой странной парочкой — Кеннетом и Анджелой — существовал некий тайный сговор и что по молчаливому согласию им разрешали мучить юную девушку.
Что еще осталось сказать? Дневник охватывает всего три недели и раскрывает стремительную перемену характера Виктории под напором событий. Способен ли человек полностью измениться в столь краткий срок? Наверное, да, если он был молод, укрыт и защищен, а затем вдруг оказался на ветру греха.
Я в точности воспроизвел более поздний вариант дневника Виктории. Все это крайне чуждо моему опыту и моим представлениям, и я вовсе не способен это истолковать. Поэтому я умолкаю и передаю слово Виктории, чтобы она, затаив дыхание, поведала о том, что пережила в реальности и наяву. Начинает она так:
Даже не знаю, с чего начать… чтобы рассказать правду. Я до сих пор так взволнована, что не могу собраться с мыслями и, хотя у меня слипаются глаза от усталости, я не в силах устоять перед искушением прямо сейчас начать свой дневник. Это мой первый дневник, и сегодня — мой день рождения.
Я должна объяснить это в самом начале. Когда утром я пошла поцеловать дорогую мамочку, даже не ожидая, что мне вручат подарок, она протянула эту красивую книгу в темно-красном кожаном переплете, с милой золотой застежечкой, которая запирается крошечным золотым ключиком. Сперва я подумала, что это служебник и поблагодарила маму, ведь мне действительно нужен был новый.
— Нет, — рассмеялась мама, — я дарю тебе сокровищницу — для твоих личных секретов. Смотри — видишь, как она запирается?
Тут она отперла для меня застежку, и я увидела, что все страницы — пустые!
— Я хочу, чтобы впредь ты писала в ней каждый день, Виктория, — сказала мама, — так ты навсегда сохранишь самые ценные свои воспоминания. Тебе уже четырнадцать, и ты могла бы начать прямо с летних каникул. Твои родственники возвращаются из Индии, и я уверена, что ты запишешь великое множество очаровательных историй. Сколько радости ждет тебя в будущем, если ты старательно опишешь все, что происходит с тобой сейчас. Пора уже записывать свои мысли на бумаге: понимаешь, человек мыслит по-настоящему, лишь когда он мыслит ясно, и следует научиться правильно выражать правильные вещи. Я всегда вела дневник, а между его страницами хранила гербарий из цветов, сорванных в особых случаях. Советую тебе поступать так же.
Я почувствовала гордость, счастье и признательность. Поблагодарила маму со слезами на глазах и вышла из комнаты, оставив ее в шезлонге: она отдыхает большую часть дня.
Бедная мамочка слаба, и папа хочет нанять для нее опытную сиделку. У мамы всегда были хорошенькие сиделки: папа говорит, что они спокойнее. Мисс Браунинг очень миловидна, даже красивее той, что была прежде, — мисс Марч, которая растолстела и, по-моему, сильно подурнела, так что ей пришлось уйти.